Марина Сарычева - Последний полет к Пси Октанта

И потянулись тоскливые дни, до боли похожие друг на друга. Дважды в день малыша навещал кто-нибудь из «богов». Сначала это был только Иуаниа, потом появился другой, помельче, которого звали Уолия. Иуания и Уолия пытались с ним разговаривать, при этом они обращались к нему странным словом «Тщернысш». Малышу это слово не нравилось, Иуания с Уолией ему тоже не нравились, хотя он чувствовал, что эти двое не желают ему зла.

Но однажды он вновь встретил Миисшиу. Тот пришел к нему вместе в Иуанией и, как и прежде, стал глумиться над ним. Он, смеясь, называл малыша «мохнатым уродцем», «пушистой многоножкой», и малыш, уже ставший частично понимать язык «богов», внезапно осознал, насколько на их взгляд он нелеп и некрасив. С тех пор он окончательно замкнулся, не реагируя ни на какие уговоры «богов», когда же ему приносили еду, он забивался в дальний угол пещеры.

К счастью, «боги» приходили ненадолго, и малыш почти все время был один. Правда, был еще кто-то, кто был не против с ним пообщаться. Этот кто-то проникал к нему в голову и оттуда пытался с ним разговаривать. Малыш подобные попытки сразу отвергал, поскольку это было не по правилам. Нельзя разговаривать с невидимками – проникнув в голову, они стремятся там поселиться! Так когда-то говорил взрослый берлун, возя малыша на своей шерстистой спине, а взрослый берлун ошибаться не мог.

Но взрослого рядом не было, былых товарищей по играм тоже не было, и малыш постоянно грустил. Никто не мог ответить на терзавшие его вопросы. Например, для чего он здесь? Чего хотят от него гололицые «боги», и почему не вернут его домой? И, главное, что стало с другими берлунами – неужели их всех забрали «боги»? Если же «боги» забрали всех, то почему не поместили их вместе – взрослых берлунов и малышей? Неужели «богам» по нраву то, что он постоянно грустит? А может, «боги» еще одумаются, вернут его на плато между серых скал, и тогда он вновь увидит своих?

Год спустя…

Это был обычный выходной день. Ольга с утра укатила в город, что случалось почти каждую субботу. Чем она занималась в городе, Иван не знал и не стремился узнать. У женщин свои секреты, а Ольга, хоть и умная, все ж таки женщина. Он был уверен в одном – до измены она не опустится. Не такой она человек!

Возможно, она делает покупки, или сидит в салоне красоты, или встречается с подругой детства… Должны же у нее быть подруги! Порой, она кому-то звонит, с кем-то о чем-то договаривается… Звонит всегда открыто, не скрываясь от Ивана. Мелькают имена: Лена, Кристина, Татьяна… Вот только в дом она подруг не приглашает, хотя Завадский совсем не против. Он даже предлагал позвать подруг на Ольгин день рождения, но она, как всегда, отшутилась.

В их общий дом она подруг не зовет, а в городе с ними охотно встречается. Вывод напрашивается сам собой – не желает знакомить девчонок с Завадским! Может быть, стесняется Ивана – мол, старый уже, к тому же – ретроград. А может, напротив, боится, что уведут…

Что ж, пусть развлекается в городе. У каждого есть право на личную жизнь! У нее свои развлечения, у него – свои. Хотя какие у него теперь развлечения?! Он уже не тот, что прежде, и развлекаться не очень-то хочется…

Часов в одиннадцать к нему приехал Михаил. Приятель был весел и взбудоражен, он оживленно размахивал руками и что-то напевал себе под нос. Какую-то знакомую песенку, Иван ее, определенно, где-то слышал. Кажется, в каком-то старом фильме…

Вспомнил! Это из «Рассвета на Сатурне». Тот самый момент, когда Дэвид влюбляется в Лайю, еще не зная, кто она такая. Тогда-то и звучит эта песня – песня нежности, надежды и отчаяния. Уже почти в финале фильма Дэвид понимает, что Лайя – не сотрудница земных спецслужб, а ушлая шпионка из другой галактики. Он сам сдает ее космической полиции (кстати, в той сцене звучит другая песня, ничем не хуже той, что напевает Михаил). Лайю, конечно, арестовывают и предают суду. Земляне, как всегда, побеждают, но… Любовь не признает жестокой правды. Она по-прежнему живет в сердце Давида и Лайи. Такой вот трогательный финал!

Хороший фильм, хорошая песня… Но Михаил поет ее неправильно. Слишком бодро, без малейшего намека на печаль, а тут нужно иначе – с чувством, с легким надрывом.

Завадский с легкой завистью смотрел на приятеля. Вот Рыжкин не утратил вкус к развлечениям даже после того, что с ними случилось. Скорее, напротив – он стал активней и задиристей, готов хоть сейчас ринуться в бой. Видно, в нем всегда это было, просто раньше не бросалось в глаза. Впрочем, они оба изменились, но изменились по-разному. Их прежняя жизнь закончилась, и Михаил уже готов строить новую. А к чему готов Иван Завадский?