Мария Фомальгаут - Дом с шести до полуночи

– Ой, как здорово… – человек-часы наливает мне чай, роняет в чашку часовую стрелку, – а то видите, как, меня автор придумал, выдумал вот – человек-часы… а что я делать буду, не придумал… не пишет больше…

– Не пишет?

– Ну да… послушайте, а вы же писатель?

– Есть маленько.

– А вы, может, поговорите с этим… моим писателем…

– О чем?

– Ну… может… уговорите его как-нибудь, чтобы он про меня допридумывал? А то ведь не дело это, придумал, и бросил…

С ужасом вспоминаю все свои недописанные задумки, с еще большим ужасом представляю, что будет, если все мои персонажи придут ко мне…

– Ну, хорошо… вы же знаете, где живет ваш… автор?

– Разумеется, – человек-часы назвал мне адрес, от которого я недовольно поморщился: ехать на другой конец города мне не хотелось.

– Ладно… ладно… завтра мы поедем туда…

Только когда экипаж остановился возле старинного дома, до меня стало доходить, как, собственно, банально и нелепо выглядит то, во что я вляпался: рядом со мной сидит несуществующий персонаж, и сейчас я пойду просить его автора, чтобы тот дал своему герою жизнь. К стыду своему признаюсь, в какой-то момент я даже подумывал, а не вернуться ли назад – но, к счастью, тут же отогнал от себя эту мысль.

Звоню в колокольчик – никто не откликается, это странно, что никто не откликается, а свет наверху горит. Толкаю дверь – что я делаю, что делаю – вхожу в дом, сейчас-то меня и выгонят, нечего по чужим домам шариться…

– Он там… наверху… – подсказывает человек-часы.

– Ага, ага, иду…

Поднимаюсь наверх, снова говорю себе – что я делаю, что делаю. Смотрю на человека в кресле, сидящего спиной ко мне, думаю, зря я ему помешал, сидит, пишет, еще не хватало отвлекать…

Осторожно покашливаю.

Нет ответа.

– Простите, я…

Тишина. Нехорошая какая-то тишина. Подхожу к сидящему, трогаю за плечо…

…мертвых раньше видеть не доводилось, ловлю себя на том, что стою на коленях, щупаю пульс на шее, пульса нет, ничего нет…

– Еще бы он про вас дописал…

– А что такое? Нет, я понимаю, эка невидаль, человек-часы… но всё-таки…

– Да нет… он умер…

Хочу добавить что-нибудь про сердце, смотрю на пиджак, залитый кровью, понимаю.

– Его убили.

– К-кто убил?

– М-м-м… а вот это вам и предстоит выяснить.

– Мне?

– Ну да, конечно… вы хотели приключений? Вот, пожалуйста…

– И я буду героем?

– Ну, конечно же.

Человек-часы хочет обрадоваться, тут же спохватывается, бросается к своему создателю…

– Я знаю… я знаю, кто его убил…

Оживляюсь:

– Вы нашли убийцу?

– Да. Это вы…

(последние строки стерты)

…ну да. Бросается к своему создателю. А дальше человек-часы будет искать убийцу. Я ему приключения всякие придумывать буду, на целую книжку хватит, да что на книжку, целую серию сочиню… У меня все получится, вон у меня сколько рукописей… Что говорите, почерк не мой? Ну-у-у… с возрастом почерк меняется… А, ну вот: На следующий день мы с человеком-часами (я назвал его Клокман) решили наведаться к бывшей жене покойного писателя и разузнать что-нибудь… Ну и что, что на самом деле у него не было жены, я её придумал…

– Где вы были прошлой ночью?

Смотрит на меня, не моргая, лицо бескровное:

– Дома я был.

– Ну, хорошо, а вторая ипостась ваша где была?

Он мнется, кусает губы, прикидывает…

– Не знаю.

– Что, не знаете, где вы сами были?

Вспыхивает:

– Ну а что, думаете, я сам за собой всегда уследить могу, что ли?

Смотрю на него, не знаю, верить, не верить, что мы про него знаем, вообще, что он сам про себя знает…

– Янтарь, Янтарь, как слышно?

Янтарь – это я. Раньше у меня было другое имя, только это было раньше, а кто сюда попал, у того уже имен нет…

Отзываюсь.

Продолжаю путь, если это можно назвать путем – здесь, на многокилометровой глубине…

Гранат не выдерживает:

– Поднимайтесь.

Сжимаю зубы:

– Нет.

Гранат снова не выдерживает:

Поднимайтесь. Немедленно. Вы ж там погибнете.

Киваю:

– Погибну.

Воздуха больше нет, да его давно уже нет, только теперь это чувствуется особенно остро. Опускаюсь – ниже, ниже, ниже, все тело кричит, что хочет жить, я не слышу его, не слышу, не слышу…

Боль разрывает голову, понимаю, что это уже всё, это конец, – всё-таки успеваю разглядеть что-то в океанских глубинах, там, там, там, на самом дне…

…потягиваюсь в кресле.

Гранат сочувственно спрашивает:

– Всё… умерли вы… да?