– Нет, – после недолгого раздумья ответил Джон.
– Вот поэтому я и не смог нажать на спуск.
– Барни, не рассказывай нам сказки. – Пат оперся на стол. – А как можно назвать то, что ты оставил свою мать нищенствовать?
– Я на самом деле не знал этого, – повернулся к нему Менделл. – Накануне того дня, когда меня должны были поместить в клинику, я принес восемьдесят семь тысяч долларов Галь, чтобы она еженедельно посылала маме по семьдесят пять долларов.
– Я это знала! – воскликнул Розмари. – Я это знала! – Она заплакала и встала на колени на пол возле Менделла. – О, Барни! Почему они сделали все это?!
Пат поднял руку, чтобы отстранить ее, но потом передумал.
– Послушайте меня минутку, не будем нервничать. Все, что у нас есть, – это слова Менделла.
– Согласен, – откликнулся Менделл. – Но я задам тебе тот же вопрос, что и Джону, – сколько времени ты меня знаешь? А, Пат?
Пат провел рукой по своему заросшему подбородку.
– Пожалуй, больше, чем Джон, потому что я старше его. Но...
– Я тебе когда-нибудь врал? – перебил его Менделл.
– Нет...
Менделл, возбужденный и вспотевший, наклонился вперед.
– А ты когда-нибудь слышал, чтобы я кому-нибудь врал?
Пат с такой силой стукнул кулаком по столу, что тарелки подпрыгнули.
– Нет, нет, черт возьми!
– Тогда почему же нервничаешь? – вздрогнула Розмари. – Пат, следи за своими словами!
Но ее брат не обратил на нее никакого внимания.
– Даже в младших классах, когда нас порол веревками старый Галоран, ты всегда говорил: "Это сделал я" и получал соответствующее наказание. Почему же ты не рассказал мне историю про эти деньги вчера утром?
– Я все еще верил Галь и считал, что она, возможно, просто забыла.
– Забыла про восемьдесят семь тысяч долларов?
– Для дамочки такого сорта – это немного. Но каждый раз, когда я заводил разговор об этих деньгах... – Менделл посмотрел на Розмари, потом отвел взгляд, – Галь меняла тему беседы. Теперь я понимаю почему.
– Почему же? – спросил Джон.
– Все эти трюки с так называемой моей ненормальностью подстроены. Я слышал колокола, и они на самом деле звонили, я действительно застал парня... Потом эта история с горячей и холодной водой – достаточно приказать водопроводчику врезать еще один дополнительный кран. Таким образом, Галь легко могла устроить, чтобы для меня текла горячая вода, а для нее – холодная из одного и того же крана. И я могу поспорить, что не убил в своей жизни ни одного попугая...
– Барни, но почему она это делала? – спросила Розмари.
– Тут у меня слабое место в версии, – ответил Менделл и провел рукой по волосам.
Пат прошел в комнату и вернулся с пачкой сигарет.
– Закуришь? – спросил он Менделла.
– Да, спасибо.
– Барни, а чего добивался от тебя этот Куртис? – Пат прикурил обе сигареты и выпустил дым в потолок. – Насколько я запомнил твое заявление в кабинете Карлтона, речь шла об очень крупной сумме денег и еще о чем-то более существенном.
– Да, – кивнул Менделл. – Так говорил мистер Куртис.
– У твоего дяди были деньги?
– Мама утверждает, что нет.
Джон Дойл долго раскачивался на стуле.
– Ты утверждаешь, что, когда пришел в себя на полу спальни в Лайк-Форест, у тебя в руке был револьвер. Какой марки?
– "Люгер" калибра семь, шестьдесят пять.
– Ого! – воскликнул Пат. – Подождите-ка минутку. Данные баллистической экспертизы, находящиеся у прокурора, говорят о том, что именно таким оружием убили Куртиса. А кому принадлежит этот револьвер?
– Мне. Это тот самый, который я привез из Германии.
– А когда ты его видел в последний раз?
– Два года назад.
– Ты оставил его в Лайк-Форест?
– Да.
– Где?
– В верхнем ящике комода.
– Где любой мог его взять?
– Да, думаю, что это так.
– А что представлял из себя Эбблинг? – Пат потушил сигарету.
– Для богачей – хороший.
– И кобель хороший наверняка.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Он любил женщин? У него могла быть связь с такой шлюхой, как Вирджиния Марвин?
– Он даже не говорил таким языком, – стал защищать Эбблинга Менделл.
– В кровати нет необходимости вести беседы, – покачал головой Пат. – Ты ведь не знаешь множества историй, которые случаются со стариками, набитыми под завязку деньгами, и которые теряют рассудок из-за таких девочек, как маленькая Марвин. А что, мистер Эбблинг не мог покончить жизнь самоубийством?
– Нет, – покачал отрицательно головой Менделл.
– Почему нет?
– Потому что одна из ран оказалась старой, ей было, по крайней мере, часов двенадцать. А другую пулю ему всадили уже после смерти.
Читать дальше