Дей Кин: Поцелуй или смерть

Никогда нельзя предсказать заранее, как крепкий мужчина, будет реагировать, обнаружив голую женщину в своей ванной. Особенно если этот мужчина боксер тяжелого веса, поляк, родившийся около скотного двора, женатый на миллионе долларов и состоящий на учете у психиатра.

Он многое мог сделать. Мог сказать ей, чтобы она ушла. Мог закричать, позвать свою жену. Он мог потерять немногие остатки своего хладнокровия. И единственное, чего не мог сделать Барни Менделл, – это опять встать на ноги.

Эта история действительно произошла в Чикаго и случилась с Барни Менделлом в тот день, когда его выписали из психиатрической больницы как выздоровевшего, потому что за последние два года он не свернул шею ни одному попугаю.

Да, кстати, – голая женщина была мертвой!

В тот день Барни сидел на табуретке в баре. День кончался, стало холодно. Пошел дождь. На улицах зажглись фонари и неоновые вывески. В пять часов Барни толкнул свой стакан по стойке бара в шестнадцатый раз.

– Еще один.

– Куда ты их деваешь? – Бармен налил ему виски.

– В свою левую ногу, – ответил Барни Менделл.

Он пил виски маленькими глотками, спрашивая себя, почему оно его не согревает. Барни чувствовал себя заледеневшим, таким же холодным, как и дождь, стучавший по стеклу. Ему стало грустно. Может, он никогда не согреется... Он уже представлял себя, высокого парня, блондина с перебитым носом боксера, отправляющего в "Чикаго Трибюн" текст для рубрики "Персональные обращения". Барни все время повторял его про себя: "Вернись домой, Галь. Я прощу тебя, вернись домой, мое сокровище. Ты мне нужна".

Но где его дом? Где Галь? Где все светские люди, ведь еще холодно для загородных прогулок и слишком рано для Палм-Бич?

Маленькая блондинка, одетая в шубку из искусственного каракуля, вошла в бар, отряхивая мокрые волосы. Закурив сигарету, она села у стойки бара неподалеку от Барни и заплатила за первый стакан. Менделл оторвал взгляд от своего виски и посмотрел на нее. Она была недурна собой. Слишком молода, но привлекательна. Если он оплатит ее выпивку, она позволит увести себя обедать. Она станет смеяться, говорить глупости и поднимется вместе с ним в номер отеля. И пока у него будут деньги, она останется с ним. Ведь ей совершенно наплевать на то, что он только что вышел из психиатрической больницы.

Маленькая блондинка, увидев, что он смотрит на нее, улыбнулась ему поверх своего стакана. Менделл попытался вернуть ей улыбку, но без большого успеха. Холод дошел уже до его губ. Он не думал, что теперь ему удастся увести маленькую блондинку значительно легче, чем предыдущий раз. Ведь тогда, с той девушкой, прежде чем они оказались в номере, его намерения изменились1. Барни не хотел ни одной женщины, он мечтал только о Галь. Менделл снова толкнул стакан по стойке бара.

– То же самое.

– Только не здесь, – бармен покачал головой.

– Почему?

– Потому что с тебя достаточно.

– Кто это сказал?

– Я.

Плечи Менделла дернулись под пальто. Ему захотелось поспорить, но он сдержался. Может, бармен и прав. Возможно, бармен никогда не был в психбольнице.

– Ну, как хочешь, – ответил Барни.

– Без обиды?

– Без обиды, – согласился Менделл, кивнув головой.

Он подобрал с прилавка сдачу, сунул ее в карман и направился, слегка пошатываясь, к стене, где на крючке висел его старый плащ, который он купил за две сотни долларов три года назад. Пока Барни натягивал его, он услышал, как маленькая блондинка спросила у бармена:

– Кто этот красивый парень, у которого ветер в голове?

– Барни Менделл, – ответил тот, – парень, с которым Эдвард Чэрл должен был встретиться вместо Уоллкотта. Но Барни не смог, так как провел два года в каталажке. Они выпустили его сегодня утром.

– О! – воскликнула молодая девушка, разглядывая Барни с большим интересом. – Значит, это он женился на деньгах семьи Эбблинг?

Выйдя на улицу, Менделл остался стоять под дождем возле бара, разглядывая фасады кинотеатров. Пойти посмотреть какой-нибудь фильм? Остановить такси и поехать повидать свою мать? Пройти в другой бар? Вернуться в отель? Решено – в отель, так как, возможно, Галь написала ему или позвонила. Он направился по Рандольф-стрит с приятным ощущением дождя на лице. На углу Дорберн-стрит Барни остановился, чтобы взглянуть на окна ресторана. Он надеялся, что психиатр прав, но у него по-прежнему был вид сумасшедшего. Так он не выглядел никогда, но говорят, что человек сам не может заметить, когда он теряет разум. Под навесом его отеля стояло много людей, пережидавших дождь, большая толпа была и в холле. Когда он пробирался к конторке портье, менеджер, знакомый по прежним временам, остановил его, чтобы пожать ему руку.