Мы немного посидели за столом, как в старые добрые времена, вместе полакомились бесподобным абрикосовым пудингом, который умеет готовить только миссис Хадсон, причем по своему собственному секретному рецепту. Этот рецепт мне в свое время так и не удалось выпытать у нее, хотя она знала, что я делаю это исключительно для того, чтобы порадовать им мою молодую жену. Потом мы выпили с ним по стаканчику прекрасного бренди двадцатилетней выдержки, которое преподнес ему один из его благодарных клиентов. Бренди было действительно великолепно. Взяв с собой бокалы, мы по старинной нашей привычке уселись в кресла перед камином и, не сговариваясь, одновременно стали набивать свои трубки табаком.
Первым вернулся к нашему делу Холмс. Так уж у нас было с ним заведено. Он всегда сам определял «моменты истины». Так мы называли с ним ту фазу в его расследованиях, когда накопившиеся факты позволяют ему приобщать к результатам и выводами его очередного, блистательно расследованного дела, уже и вашего покорного слугу. Кстати, Холмс был совершенно безразличен к моим скромным попыткам проявить себя на поприще его домашнего библиографа, хотя всегда обязательно и очень тщательно просматривал мои скромные рассказы о самых громких его делах. Рассматривал и прежде чем рукописи попадали к нашим издателям, самолично вносил в них свои корректировки. Так же тщательно он следил и за тем, чтобы я всегда имел исчерпывающую информацию о его новых, еще незнакомых широкой публике, приключениях.
– Ну, что ж, дорогой мой Ватсон, – начал он, уже попыхивая раскуренной трубкой, – ваше «литературное» дело движется к своему завершению. И дело это, скажу я вам, интереснейшее! Правда, пришлось с ним изрядно повозиться. Весь вчерашний день, ночь и утро сегодняшнего дня я отбирал необходимую и, честно скажу вам, уникальнейшую информацию. Информацию практически недоступную для обычного, простого смертного.
Холмс с хитринкой и с некоторой гордостью посмотрел на меня, ожидая моей реакции, которая и не преминула последовать, хотя и была по-английски крайне лаконична: мое лицо тут же выразило смесь восхищения, немого вопроса и безграничного внимания.
воспроизведенный мною по памяти, остротой которой я, слава богу, пока не обижен.
– Ну, хорошо! – Холмс глубоко затянулся и, выпустив тонкую струю дыма в черноту еще не разожженного камина, продолжил.
– Не буду больше испытывать ваше любопытство, доктор, скажу лишь, что благодаря моему старшему брату, Майкрофту, которого вы, кстати, прекрасно знаете, всю вторую половину вчерашнего дня и всю последующую за этим ночь весь штат министерства иностранных дел всего Объединенного Королевства не спал в своих постелях, а занимался разрешением всего лишь одного вопроса. А именно: «Что необычного произошло в далеком городе Петербурге, в период с седьмого по четырнадцатое декабря 18** года», – закончил он и гордость, то ли за свои безграничные возможности, то ли за возможности всего нашего Объединенного Королевства, так и прыгала в его выразительных карих глазах.
– Представляю, что там творилось, если в наше дело включился ваш брат Майкрофт. Ведь его неукротимая энергия сравнима с деятельностью целого министерского корпуса!
– Благодарю вас Ватсон за такую высокую, на ваш взгляд, оценку возможностей моего брата, но вынужден вас огорчить – вы этого себе просто не представляете и даже не можете этого представить! – «Деятельность целого министерства» – да вы что, Ватсон! Если вы знаете меня, то уж наверно можете себе представить, что из себя представляет мой старший брат. Ту колоссальную энергию, какую я направил на раскрытие преступлений, он поставил на службу отечеству. Ему вручают заключения всех департаментов, и всех ведомств всех графств; он то центр, то расчетная палата, где подводится общий баланс всей страны, то эксперт по самым современным военным вопросам. Он знает все. Остальные являются лишь специалистами в той или иной области, его же специальность – быть специалистом во всем и знать все! И все это вместе, Ватсон, – мой старший брат Майкрофт!
Вы не поверите, но когда вчера он провел меня в секретный зал центрального диспетчерского отделения министерства связи и информации, непосредственно соединенный прямой телетайпной связью с двадцатью восемью главными столицами мира, включая государства Европы и даже Азии, я просто растерялся. Да, да, Ватсон, растерялся, как мальчишка-разносчик на углу Таймс-Сквер, которому по ошибке вместо сдачи в один шиллинг дали вдруг стофунтовый банковский билет. Вы только представьте себе стрекот одновременной работы десятков аппаратов Морзе! Целые ряды шифровальщиц, шифровальные карты, в руках которых мелькают также быстро, как веера вспотевших дам, сидящих вдоль стен бальной залы на Пикадилли. Картотеки, уходящие к высоким потолкам, для работы с которыми приходится пользоваться специальными стремянками, высоту которых можно менять, не слезая с верхней площадки, путем вращения специального штурвального колеса. Это все настолько грандиозно, что просто не поддается описанию. А когда мой брат провел меня в сверхсекретный бункер, – тут Холмс оглянулся по сторонам, как бы для того, чтобы удостовериться, что в комнате кроме нас никого нет, и, перейдя на шепот, продолжил, – …то я узнал от него такое, во что никогда в жизни не поверил бы, если бы сам не увидел это собственными глазами, вернее не услышал это собственными… Короче, это просто какое-то чудо, Ватсон! Мистика!
Читать дальше