Андрей Воронин - Отражение удара

Новую дуру найдешь.., если успеешь.

- Прости. Конечно, мы наложим гипс. А я не смогу его сломать?

- Это как наложить... Не волнуйся, в училище я это делала лучше всех. Будешь в саркофаге, как Четвертый реактор.

- Черт, спать же, наверное, неудобно.

- Людей резать, конечно, удобнее.

Когда Аллу Петровну доводили до крайности, она умела быть жесткой, как стальной прут, и Шинкарев понял, что такой момент настал.

- Прости, - повторил он. - Просто ты почти убедила меня в том, что все в порядке, вот я и расслабился. Капризничать начал, как маленький... Поверь, мне стыдно.

Алла Петровна прижала его голову к груди.

- Расслабляться нельзя, Сережа, - сказала она. - Мне тоже все это кажется сном, но ведь это, к сожалению, правда... Расслабляться нельзя.

Сергей Дмитриевич часто закивал прижатой к ее груди головой, борясь с опять подступившими слезами.

Он понимал, что расслабляться нельзя, но никогда прежде не оказывался в такой ситуации, когда ослабление самоконтроля было смерти подобно. В отличие от Аллы Петровны, он не обладал внутренним стержнем из закаленной стали, и был далеко не уверен, что сможет справиться с кошмаром даже при ее поддержке.

О том, чтобы выступить против всего света в одиночку, он даже не помышлял.

Когда жена ушла, он еще немного побродил по квартире, не зная, чем себя занять, и в конце концов прилег на диван. Он действительно чувствовал себя не вполне здоровым - не то простыл, гуляя по ночным улицам, не то просто устал до потери сознания. "Конечно, - подумал он. - Организм, конечно, имеет резервы, но ведь и они не безграничны. Нельзя днем ходить на работу, а ночью убивать людей, не испытывая при этом усталости. Нельзя..."

Сон навалился на него, как вонючая конская попона.

Это не был каменный сон без сновидений, к которому он привык в последнее время. Ему снился бесконечный, очень динамичный, подвижный, как ртуть, кошмар, в котором он был каким-то гигантским кровососущим слизняком, скрывавшимся в подземном лабиринте от охотников - жутких бледных тварей, похожих на человекообразных пауков. Это было жутко до обморока, он метался и стонал во сне и действительно периодически проваливался в спасительную темноту, но неизменно всплывал снова, и тогда оказывалось, что за время его беспамятства бледные охотники успели подобраться еще ближе. Наконец, совершенно выдохшийся, он забился в какую-то узкую вонючую щель, ввинтился в нее своей мягкой, едва обозначенной на слизистом теле головой и закрыл глаза, чтобы не видеть, как приближается похожая на гигантского паука погибель. Паук издал победный вопль, длившийся, казалось, целую вечность.

Он звучал и звучал, прерывистый и пронзительный, и этот вибрирующий звук вспорол, наконец, зловонную ткань сна, и, обмирая от облегчения, Шинкарев понял, что это звонит телефон.

Он вскочил, не чувствуя под собой ног, и, шатаясь спросонья, бросился в прихожую, где стоял аппарат. Он протянул к телефону руку, но тут же отдернул ее: ему показалось, что на телефонной полочке расселся громадный бледный паук. Шинкарев яростно тряхнул головой, паук превратился в телефонный аппарат цвета слоновой кости, и Сергей Дмитриевич снял трубку.

Звонил Гранкин, и Шинкарев едва совладал с желанием одним быстрым движением опустить трубку на рычаги: ядовитая тварь все-таки настигла, замаскировавшись под безобидный телефонный аппарат, и вонзила жало прямо в мозг. "Сон в руку", - подумал Сергей Дмитриевич.

Переговорив с майором, он вернулся на диван - ноги держали плохо, а перед глазами плыли цветные круги. "Да я и вправду болен, - подумал Сергей Дмитриевич. - До чего же не вовремя!"

Он постарался взять себя в руки. То, что Гранкин дал ему двухчасовую отсрочку, было хорошо: за это время жена могла вернуться, и в ее присутствии, с ее помощью Шинкарев надеялся отбиться от пронырливого майора. А если не успеет?

Сергей Дмитриевич заставил себя думать. Чем вызван этот неожиданный визит? Сомневаться не приходилось: известие о новой жертве маньяка с Малой Грузинской достигло ушей майора, и он в два счета вычислил единственного человека, который мог вызвать у него подозрение. Того, кто так бездарно соврал в ответ на единственный заданный ему вопрос.

Шинкарев подошел к зеркалу и долго смотрел на свое отражение, потом разинул рот так, что хрустнули связки, и заглянул в горло, словно рассчитывая увидеть там злокозненную тварь, одним махом опрокинувшую и без того шаткое здание его защиты. Похоже, тварь стремилась уничтожить Сергея Дмитриевича Шинкарева, и ей было наплевать, что при этом она может уничтожить самое себя.