Андрей Воронин - Отражение удара

Увидев свою, как он выражался, "старинную любовь", доктор зажмурился и даже прикрыл глаза рукой, делая вид, что ослеплен.

- Я ослеплен! - воскликнул он на тот случай, если вдруг его пантомима осталась непонятой. - Я лишился дара речи!

- Что-то незаметно, - сказала на это Алла Петровна и, подойдя, прицельно чмокнула доктора в наметившуюся среди русых кудрей аккуратную круглую проплешину, оставив четкий отпечаток накрашенных губ.

Доктор, не вставая, немедленно обхватил левой рукой за бедра, притянул к себе и похлопал ладонью пониже спины, заставив вздрогнуть от боли: их с Сергеем Дмитриевичем вчерашний эксперимент, конечно, доставил ей огромное наслаждение, но вот следы ремня откликались на каждое прикосновение. Вздрогнула она почти незаметно - ей вовсе не хотелось, чтобы веселый доктор Шевцов подумал, будто ей противен.

Поэтому она рассмеялась и мягко высвободилась, напоследок стерев с докторской плеши помаду.

- Надо же, - сказал доктор, потирая лысину, - сразу углядела. А я думал, незаметно. Да-а, стареем, лысеем... Только тебя время не берет. Еще красивее стала, честное слово.

- Это еще не предел, - сказала Алла Петровна, усаживаясь на стул, который только что освободила полураздетая анемичная девица, выглядевшая так, словно ее, еще в детстве припорошило пылью, и с тех пор она так и ходила припорошенная. - Вот стукнет сорок пять.

- Баба ягодка опять? Да ты, по-моему, и в шестьдесят будешь ягодка хоть куда. Вы одевайтесь, одевайтесь, - обернулся Шевцов к девице, которая не спеша копошилась в углу возле кушетки, вся превратившись в слух.

- В шестьдесят я стану уже изрядно подпорченной ягодкой. Да я и не доживу, - легко сказала Алла Петровна. - А насчет своих кудрей не расстраивайся. Тебе идет, честное слово. Мне нравятся лысые мужики, у них лица такие, знаешь.., значительные, что ли. Более заметные. Ничто не отвлекает.

- Да, - подхватил доктор. - Сократовский лоб.

До самого затылка.

- Ну, тебе до этого еще очень далеко... - Алла Петровна оглянулась на припорошенную девицу, которая как раз в этот момент закончила одеваться, неслышно шепнула "до свидания" и тихо выскользнула из кабинета. - Слушай, у тебя там очередь, так что...

- Да, конечно. - Шевцов вынул из стола оформленный по всем правилам листок временной нетрудоспособности и протянул Алле Петровне. - Владей.

Молоденькая сестричка, сидевшая напротив доктора, старательно делала вид, что ее здесь нет, усердно копаясь в стопке медицинских карточек. Сестричка была незнакомая, но явно неглупая и очень миловидная - доктор Шевцов был добрым приятелем заведующего поликлиникой и во все времена имел возможность выбора.

- Умница ты моя. - Алла Петровна спрятала больничный в сумочку и взамен положила на стол конверт. - Будь добр, не кричи. Времена сейчас...

Доктор остановил ее небрежным жестом и щелчком заставил конверт заскользить по стеклу, лежавшему на столе, обратно к Алле Петровне.

- Слыхала анекдот про поручика Ржевского? Заночевал это он у одной девицы, утром одевается и собирается уходить. Она его спрашивает: "Поручик, а деньги?"

А он говорит: "С баб-с не берем-с."

- Так уж и не берем-с? - с улыбкой спросила Алла Петровна, снова подвигая к нему конверт.

- Это смотря с каких. С тебя не возьму, даже не мечтай. Убери и больше не заикайся про деньги. Знаю я твои доходы. Что ты в нем нашла, в этом своем Шинкареве?

- Просто он мой. А что мое - то самое лучшее.

Доктор поскреб лысину.

- А это, пожалуй, удобная позиция, - сказал он, - Во всяком случае, очень здоровая.

- А главное, сильно экономит нервные клетки, - подтвердила Алла Петровна. - Так не возьмешь?

- Не обижай меня, Петровна. Твой Шинкарев, конечно, самый лучший, но это же не значит, что я совсем дерьмо.

- Ну, зачем ты так. Как знаешь. Спасибо тебе огромное. Дай я тебя поцелую, а ты можешь за это еще раз похлопать меня по заднице. Тебе хочется, я же вижу.

- Еще как! - с энтузиазмом воскликнул Шевцов, подставляя щеку для поцелуя, и похлопал ее - вполне; впрочем, платонически.

Распрощавшись с веселым доктором, Алла Петровна спустилась на первый этаж, по дороге здороваясь со знакомыми врачами и медсестрами и то и дело поневоле вступая в разговоры: здесь ее помнили и любили, и никто из этих людей не был виноват в ее проблемах, так что обижать их не стоило. Отношение к тому, чем она занималась теперь, было разным: одни выражали вежливое недоумение по поводу того, что такой квалифицированный медработник, как Алла Шинкарева, тратит свою жизнь на смешивание коктейлей, зато другие горячо хвалили за то, что нашла в себе силы вырваться из этого гиблого болота. Она так же вежливо возражала одним, указывая на то, что даже очень квалифицированный работник должен чем-то питаться, и остужала пыл других, говоря, что хорошо там, где нас нет.