Андрей Воронин - Последний самурай

Он повернул голову и посмотрел на Сабуро. Сабуро стоял рядом с ним в такой же ярко-красной штормовке с белыми иероглифами на груди и спине и смотрел на него глазами, полными тревоги и беспокойства. Похоже, он отлично видел, что творится с его хозяином, и от этого раздражение господина Набуки только усилилось. Конечно, Сабуро был рядом с ним долгие годы и знал господина Набуки лучше, чем кто бы то ни было. Но раньше главе корпорации без труда удавалось скрывать свои эмоции и мысли даже от Сабуро, и то, что старый слуга заметил его состояние, говорило о частичной потере контроля. Господин Набуки знал, что это только начало. Он еще мог попытаться замедлить неумолимый процесс разрушения, но понимал, что повернуть его вспять не удастся: время было неумолимо. Безумное напряжение последних месяцев вызвало переутомление, от которого, как отчетливо осознавал господин Набуки, ему было уже не оправиться.

Спохватившись, он сделал над собой нечеловеческое усилие и изобразил на лице вежливую улыбку.

- Надеюсь, все закончилось благополучно?

- Да, - сказал Сабуро. - "Коньэй-мару" - хорошее судно, крепкое и быстроходное. Русские дважды стреляли в воздух, но догнать наш корабль так и не смогли.

Господин Набуки пожал плечами и отвернулся. Угасшее было раздражение вспыхнуло в нем с новой силой. Если все закончилось благополучно, зачем об этом говорить? До каких пор он, глава могущественной корпорации, пожилой усталый человек, должен лично входить в каждую мелочь? Или Сабуро просто дразнит его?

Ему вдруг захотелось снять с шеи тяжелый футляр с фотокамерой, выбросить его за борт и посмотреть, как он пойдет ко дну. Это дало бы отличный выход его раздражению, но вокруг было слишком много туристов, которые галдели и шарили видоискателями своих камер по всем четырем сторонам горизонта в поисках впечатлений. Они заплатили за эту экскурсию и жаждали зрелищ - любых, какие попадутся на глаза. Господину Набуки отнюдь не улыбалось даже на короткое время сделаться объектом их любопытства. Стоило только оказаться в центре внимания этой толпы безмозглых идиотов, и кто-нибудь непременно опознал бы в нем главу "Набуки корпорейшн". Идиоты не прощают сильным мира сего поступков, которые для них самих считаются в порядке вещей. Стоило господину Набуки позволить себе любую экстравагантную выходку - хотя бы плевок за борт, не говоря уже о том, чтобы утопить в море фотокамеру, стоимость которой для него была близка к нулю, - и газеты трепали бы его имя на каждом углу до полного изнеможения. Идиоты, какие же они все идиоты...

- Идиот убежден, что все, кроме него, идиоты, - сказал он негромко, глядя на пенившуюся вдоль борта катера воду.

Вода была темно-синяя и напоминала густое желе. Взбитая форштевнем катера пена походила на паутину стеклянных нитей с вплетенными в нее бесчисленными пузырьками. Крупные чайки кружили над кораблем, оглашая воздух своими пронзительными неблагозвучными криками. На корме туристы кормили их с рук, и большие черно-белые птицы со снайперской точностью на лету выхватывали из протянутых ладоней кусочки пищи.

- Акутагава, - откликнулся Сабуро. - Он знал толк в жизни, хотя и рано умер.

- Чепуха, - резко возразил господин Набуки. - Знай он толк в жизни, он не покончил бы с собой в тридцать шесть лет. Талант писателя состоит не в том, чтобы хорошо знать и понимать жизнь. Талант не имеет ничего общего с мудростью. Заставить людей поверить, что ты мудр, и принять твою точку зрения - вот настоящий талант.

- То же самое можно сказать не только о писателях, - осторожно заметил Сабуро. Он был рад случаю отвлечь господина Набуки от мрачных мыслей и очень боялся оттолкнуть его неосторожно сказанной фразой. - Политики, например...

- Верно, - нетерпеливо перебил его господин Набуки. - Не бывает таланта в какой-то отдельно взятой области - в литературе, в живописи, в политике... Талант огромен и всеобъемлющ. Это что-то наподобие мандарина, который люди делят на дольки. Одна долька - умение сочинять музыку, другая долька - способность вести за собой войска и выигрывать сражения... Кому-то достается одна долька, кому-то пять или шесть, а еще кому-то - кожура мандарина, а то и вовсе ничего.

- Некоторые люди просто не способны воспользоваться даже тем немногим, что им дано, - сказал Сабуро.

- Это другой вопрос, - пожал плечами господин Набуки. - Если человек не может переварить дольку мандарина, значит, у него проблемы с желудком. Это надо не осуждать, а лечить. Акутагава это очень хорошо понимал. Он-то выжал из своей дольки все до последней капли. Зачем ему было продолжать жить?