Андрей Воронин - Последний самурай

Мещеряков еще немного покряхтел, скрипя сеткой кровати. Ему казалось, что он понял Илариона. Тут он увидел на подоконнике коробку конфет, поверх которой лежал букет полураспустившихся роз, и обрадовался возможности сменить тему.

- Ты зачем приволок этот веник? - сердито спросил он, указывая на букет. - Кажется, я еще не покойник. И шоколад.. Я здесь этого шоколада нажрался на три жизни вперед. Говорят, полезно.. Ей-богу, как увижу апельсин или шоколадную конфету, так пошел бы и удавился.

- Живи, Андрюха, - сказал Забродов. - Это не тебе, это так... А тебе вот.

Он бросил взгляд на матовую дверь палаты и вынул из кармана куртки плоскую стеклянную фляжку, под самую пробку наполненную коричневой жидкостью Мещеряков с неожиданным проворством схватил фляжку и, в свою очередь воровато покосившись на дверь, быстренько затолкал драгоценный подарок под подушку.

- Небось армянский, - проворчал он вместо слов благодарности. - Все у тебя, Забродов, шиворот-навыворот. Кому рассказать - побывал человек в Японии и вернулся с пустыми руками! Даже бутылочку сакэ старому другу не привез.

- На кой черт тебе сакэ? - спокойно ответил Иларион. - Обыкновенная рисовая самогонка, да еще и слабенькая к тому же. Зато видел бы ты, какого краба я твоей жене презентовал! Даже двух. Одного вареного, он тебя в морозилке дожидается, а другого в виде чучела. Насилу довез, очень уж хрупкий. А здоровенный!..

- Ты смотри у меня, ходок, - шутливо проворчал полковник, хорошо знавший о нежных чувствах, которые его супруга питала к Забродову. - А то я тебя твоим же крабом.. И вообще, оставил бы ты его себе. Водрузил бы на полку, сдувал бы с него пыль и вспоминал...

- Вот потому и не оставил, - перебил его Забродов и встал, отодвинув табурет. - Ну, полковник, выздоравливай. Мне пора.

- И куда ж ты так торопишься? - сварливо спросил Мещеряков. Близилось время послеобеденных процедур, и настроение у него в связи с этим стремительно портилось. - Ишь, вырядился, как павлин, цветочки, конфетки...

- Читательская конференция, - не моргнув глазом ответил Забродов. Встреча с одной малоизвестной поэтессой.

- Это кто же такая? - подозрительно спросил Мещеряков.

- Да так, - отмахнулся Иларион, засовывая под мышку конфеты и взяв букет. - Ничего особенного. Это я про стихи. В общем, будь здоров, я еще загляну.

"Стихи, - подумал Мещеряков, глядя на закрывшуюся за Иларионом дверь. - Читательская конференция... Новое дело Что же это за поэтесса такая таинственная, и с каких это пор читатели на конференциях дарят авторам помимо цветов еще и наборы шоколадных конфет?"

Тут его осенило. Отпустив короткое ругательство, полковник приподнялся на руках и посмотрел в окно, вытягивая шею, как гусь, чтобы лучше видеть. Ждать пришлось недолго. Вскоре на парковой дорожке у засыпанного снегом фонтана появился Иларион. Он остановился возле пустой цементной чаши и огляделся по сторонам, кого-то высматривая. Из соседней аллеи выбежала девушка в короткой шубке. Голова у нее была непокрыта, густые каштановые волосы рассыпались по плечам. Она подбежала к Забродову, на секунду прильнула к нему, а потом отстранилась и, видимо, что-то спросила. Забродов ответил, махнув рукой в сторону больничного корпуса. Девушка повернула голову, и Мещеряков узнал ее Потом двое у фонтана повернулись к нему спиной и рука об руку зашагали по аллее в сторону выхода.

- Вот негодяй, - пробормотал полковник и, не удержавшись, расплылся в широкой улыбке.

Он немного полежал на спине, глядя в потолок и отдыхая после непривычных усилий Потом дверь палаты распахнулась, послышалось до отвращения знакомое звяканье, и, повернув голову, Мещеряков увидел медсестру Танечку. В руках у Танечки был накрытый стерильной салфеткой поднос со шприцами. Полковник закряхтел и начал переворачиваться на живот. Впрочем, сегодня пережить уколы было легче, чем обычно: Мещерякова согревала и подбадривала мысль о спрятанной под подушкой фляжке с армянским коньяком.