Андрей Воронин: Тень каннибала

"Только бы не дробовик", - подумал он снова и решительно распахнул внутреннюю дверь тамбура.

Наверху раздался глухой шум, и в то же мгновение на Забродова с тяжелым плеском обрушилась волна какой-то жидкости. Сорвавшееся с шаткой опоры жестяное ведро ударило его по плечу и с грохотом запрыгало по полу.

- Идиотская шутка, - отплевываясь, сказал Забродов и в тот же миг понял, что ни о каких шутках не может быть и речи: маслянистая дрянь, которой его окатили, одуряюще пахла бензином.

Собственно, это и был бензин.

"Ловко, черт подери, - подумал Илларион. - Шутка действительно дурацкая, из репертуара пионерлагеря, но сработала как надо. К этому, если честно, я не был готов. Это тебе не дробовик... Ну, и что же дальше?"

В темном углу чиркнуло колесико зажигалки. Вспыхнул язычок пламени, и сразу же загорелся длинный, скрученный из бумаги фитиль. Пляшущее оранжевое пламя высветило черепаший подбородок, темные очки и длинные волосы.

- Только не надо пытаться бежать, - сказал Коломиец. - Наш общий знакомый находится в таком же положении, как и вы, с той лишь разницей, что он не может бегать.

- Вот еще, - сказал Илларион, безуспешно пытаясь стереть с глаз и губ вонючий бензин. - Вы странный человек. Если бы я вас боялся, я бы сюда не пришел. Марат Иванович, ты жив? - повысив голос, крикнул он в темноту.

- Илларион? - послышалось в ответ со стороны кабинета. - Уходи отсюда! Этот человек сошел с ума.

Голос у Марата Ивановича был испуганный, но не более того.

- Вранье! - выкрикнул Коломиец. - Я нормальнее вас!

Он поднес к пылающему фитилю новый бумажный жгут. Перед тем как бумага вспыхнула, Илларион успел разглядеть на ней отпечатанные архаичным латинским шрифтом строки и понял, что Коломиец, заготавливая фитили, не особенно церемонился с книгами. До поры до времени Илларион решил не высказывать своего отношения к подобному варварству, но сделал в памяти зарубку, прибавив к длинному списку совершенных каннибалом преступлений еще одно.

- Ладно, нормальный, - нарочито грубо сказал он, - куда прикажете?

- В кабинет, прошу вас, - с издевательской вежливостью пригласил Коломиец. - Только сначала заприте дверь. Я не хочу, чтобы нашему разговору помешали. И имейте в виду, если вы привели с собой группу захвата, вы со стариком умрете первыми.

- Имейте в виду, - передразнивая его, сказал Илларион, - что если бы со мной была группа захвата, вы давно валялись бы на полу с пулей между глаз. Ваш факел отлично виден с улицы, и не нужно быть снайпером, чтобы вышибить вам мозги. Вы об этом не подумали? Подумайте. Чего вы добиваетесь? Нелегал из вас, простите, как из бутылки молоток. Допустим вы расправитесь со мной. Допустим даже, что вам удастся после этого выбраться из Москвы. Ну а дальше-то что? Вы же добежите до первого милиционера, не дальше.

- Там посмотрим, - сказал Коломиец. - Поджарить вас - это само по себе очень неплохо. Заприте дверь, я сказал!

- Если бы вы знали, - запирая дверь, со вздохом сказал Илларион, сколько раз меня пытались поджарить, вы бы наверняка попытались придумать что-нибудь пооригинальнее. Впрочем, измыслить способ, которым меня еще не пробовали прикончить, довольно сложно.

- Странное заявление для историка литературы, - ядовито заметил Коломиец.

- А мы вообще живем в довольно странном мире, - сказал Илларион. Кого тут только не встретишь! Историк литературы с бурным прошлым - это еще что! Я вот недавно познакомился с одним художником, который убивал и ел людей, - видимо, из чисто эстетических соображений, потому что выбирал в основном молоденьких девушек. Кстати, я видел ваши картины. Хотите знать мое мнение? Вы дерьмовый художник, Коломиец.

- Много вы понимаете, - возразил Владимир Эдгарович. - Пожалуйте в кабинет.

Илларион пошел, куда было ведено. По дороге ему подумалось, что вывести Коломийца из душевного равновесия, пожалуй, не так-то просто.

Коломиец вошел следом, включил свет и снял темные очки. Он зачем-то подышал на стекла, потер их о лацкан своего замшевого пиджака и спрятал очки в нагрудный карман. Глаза у него были маленькие, глубоко посаженные и какие-то тусклые, словно две оловянные пуговицы.

Марат Иванович сидел в своем кресле, привязанный к нему шнуром от электроплитки и собственным брючным ремнем. Илларион сразу увидел, что эти путы способны удержать на месте разве что напуганного старика. Впрочем, даже такая предосторожность была излишней: и сам Пигулевский, и все, что его окружало, было обильно полито бензином. В углу валялась пустая пластиковая канистра.