Игорь Галеев - Лень, алчность и понты. Мистический детектив

«Только бы возвратиться, всё было бы иначе. Сейчас я словно проснулся, и могу многое сделать, мне интересно, я любопытен, я знаю, что делать!» – отчаянно кричало его сознание.

В это же время Годик прошел в пяти шагах от него, остановился и тихо свистнул, ему ответили еще два свистуна, хлопнула дверца машины.

– Всё проверили?

– Всё тихо, Сергеевна! – доложил Годик, и Афанасий понял, что на планете Земля ему еще предстоит пожить энное количество времени.

– Ну, давайте, несите! Сережа, положи автоматы в машину. Лопаты берите.

Афанасий съёжился еще больше: « Неужели они закапывают трупы?»

Да, что-то явно волочили от машин по земле, и, видимо, ямы были вырыты заранее, потому что скоро стало слышно, как сбрасывают землю лопатами, а потом таскали ветки и скрывали ими следы. Афанасий этого уже не слышал.

«Есть хочу, яичницу с колбасой. Есть хочу!» – крутилось в его сознании.

Он уже знать не хотел, что рядом какие-то ублюдки с оружием кого-то закапывают. Ему очень хотелось, чтобы вся эта история оказалась обычным поганым сном.

Его отрезвили какие-то хлёсткие глухие звуки, потом вскрик и какой-то невыносимо ядовитый мат Годика:

– А-а, суки! – рычал тот, – волки поганые!..

– Ну, что же ты! – это голос женщины. – Сережа!

Вновь раздались глухие хлопки: один, через мгновение еще два, потом Сергей сказал хрипло:

– Готов, скотина!

– Ты уверен? – голос женщины дрожал.

– Помоги мне!

Дальше всё происходило без слов, опять что-то таскали, хлопали дверцы, потом одна машина отъехала и как раз в ту сторону, откуда пришел Афанасий.

А он уже понял, что женщина осталась одна, стоит и курит сигарету с ментолом, и тело ее дрожит, но постепенно волнение проходит, и она лишь в напряжении ждет возвращения своего любимого Сережи.

«Запомнить номер машины!» – приходит Афанасию неожиданная героическая мысль.

Руки-ноги у него занемели, но, морщась от боли, он изгибается и приподнимает голову так, чтобы увидеть машину. Но номера не разглядеть – это черный «мерседес» с темными стеклами – таких тысячи. Он даже женщину не узнал бы, если бы и встретил. Вот разве голос…

Наконец появляется и Сережа. Они целуются, он в джинсовом костюме – светло-синем, немного седины в волосах, хотя, может быть, это уже отблески от солнца, которое показалось над верхушками деревьев – лица не разглядеть, но повадки не жлобские, несколько нервен, движения рук плавные, даже нежные. Подтянут, широколоб, лет сорока пяти.

Все эти особенности и обычности Афанасий отмечал уже в каком-то азарте, понимая, что сейчас всё закончится, и эти двое – Сергеевна с Сережей – укатят, а он останется живым и невредимым.

И они действительно уезжали, мужчина перед тем, как закрыть дверцу, похлопал ботинок о ботинок, «мерседес» газанул и сходу рванул вдоль поля.

Афанасий откинулся на спину, и его лицо сморщилось до неузнаваемости, и слезы потекли, а он смеялся и плакал одновременно.

«Всё будет по другому, – повторял он, – всё будет о кей!»

Потом смело вышел на поляну и увидел кучу хвороста. Трава была примята, но кому могло придти в голову, что здесь что-то закапывали?

Он не решился отправиться по дороге вслед за «мерседесом», благоразумно подумав, что какие-нибудь сообщники могут следить еще какое-то время за этой местностью. Маловероятно, но всё же.

Он возвращался знакомым путем к водоему, когда вдруг впереди раздался глухой взрыв. Потрясения продолжались!

И вновь он крался по лесу, пока не увидел черный дым – это горела вторая иномарка, дым поднимался столбом, внутри машины что-то страшно шипело и лопалось. Паленый и тошнотный запах стоял всюду. А у шалаша лежало что-то черное.

Афанасий приблизился и увидел труп Годика – в плаще, с окровавленной головой, вяло сжимающий пальцами рукоятку автомата господина Калашникова. По-видимому, внутри машины шипели и плавились два тела, и кто теперь не поверит, что здесь произошла банальная бандитская разборка?

К вечеру Афанасий добрался до дома, где его ждали вкусный борщ, котлеты, жена Ирина и Наташка с Катюшкой.

Ночью с Ириной был яростный секс – стрессовые ситуации даром не проходят, хочется вцепиться зубами в эти дармовые ощущения, дабы почувствовать, что ты еще живой. Такое же бывало у Афанасия с жуткого похмелья – организм хватался за последнюю возможность связаться с биологической жизнью, ибо все остальные желания гасли напрочь.

Заявлять о случившемся Афанасий не стал, и неделю вообще никому ничего не рассказывал. Но потом проболтался за выпивкой своему приятелю Мишке.