Игорь Галеев - Лень, алчность и понты. Мистический детектив

Работа на рынке Афанасия достала. Он все чаще вспоминал археологические экспедиции на Алтай и все больше тяготился своим неопределенным положением. Он уже без улыбки смотрел на своих детей, воспринимая их и жену как коварную неизбежность, как ловушку, тупо ограничивающую его свободное существование.

Нет, он никого не винил, разве что человечество в целом – тупоголовое в своей массе, так и не нашедшее более-менее нормального способа общежития. Происходящее в стране он уподоблял войне, такому положению, когда индивидуальные устремления ничего не значат, когда есть только общественная государственная цель – выжить и разгромить. Вот только некого было громить, а нужно только выжить. И большая часть населения страны живет по-собачьи – не зная, будут они завтра сыты и куда их погонят. И уже даже самые тупоголовые знали, что страной управляют воры и бандиты.

«Да и пусть бы, – полагал Афанасий, – так везде и всюду. Пусть хоть все украдут, только бы побыстрее».

Да, тяжело жить во времена крушения империи, или как сказал умный китаец – в эпоху великих перемен. Но в том то и дело, что перемены не особо великие, меняется всего лишь шило на мыло, одни бандиты на других, одна бездарность на другую. И все это прекрасно понимают, даже самые тупоголовые.

Афанасий катил в электричке, смотрел на заборы, исписанные клиническими призывами, на загаженные лесочки, на бесконечные убогие гаражи – если центр Москвы – это физиономия, то ее железнодорожные окраины – задница, а сами вокзалы – жадная зубастая пасть.

Афанасий родился в Москве, он ее и любил и ненавидел. Любил, потому что многие места связаны с детскими чувствами, с юношескими устремлениями, со многими лицами и судьбами. Прожиты тысячи всяких дней и вечеров, пережита уйма ощущений. «Ненавидел» не то слово. Можно ли ненавидеть дерево или дом? Хотя, наверное, можно. Ненавидят же люди и самих себя и даже плохую погоду. Он презирал «Москву-столицу», всю ее фальшивость, продажность, политическую гниль, паразитическое обжорство…

После финансового краха, он еще с полгода подстегивал себя призывом:

«Нужно что-то делать! Нужно действовать, активничать, приспосабливаться к новым реалиям!»

А потом ему стало противно. Вот именно – «приспосабливаться» – как какой-то таракан – сегодня дустом, завтра дихлофосом – выживает самый тупой. Столько на Земле было племен и государств, столько разных общественных устройств – такая гигантская почва для осмысления, а тут – стой на рынке в этом людском потоке, давай тряпки, бери деньги, как будто именно для этого ты явился на этот белый свет.

«Бывали времена и похуже», – утешал себя Афанасий, отгоняя мысли о бренности бытия и своей неудачливой судьбе.

Сегодня он поругался с женой, да так, что ему разом захотелось переменить всю свою жизнь, пойти, куда глаза глядят, забраться в какую-нибудь таежную глушь и жить охотой, рыбалкой и хозяйством, без всей этой толчеи и погони за благосостоянием. Или уехать в какую-нибудь экспедицию, ковыряться в земле, чтобы пытаться понять далекое прошлое, и плевать бы по мере возможности на проблемы настоящего.

Афанасий не обратил внимания, что в вагон вошли контролеры. Билет он не купил, и денег на штраф не было. Его вывели в тамбур и долго пугали милицией, пока он не вывернул все карманы. Тогда его высадили на какую-то дачную платформу.

Справа от дороги были разбросаны дачные участки, а слева простиралось картофельное поле, окруженное лесом. Афанасий и пошел в этот лес с одним желанием – никого не видеть. Уже темнело, когда он действительно забрел в глухое место – в старый ельник – таинственный в наступающих сумерках.

Нужно было либо возвращаться, либо идти вперед, но эта дилемма решилась вдруг сама собой. Афанасий вышел к небольшому водоему, на берегу которого стоял шалаш. Заглянув вовнутрь, он обнаружил настил из еловых ветвей, старое зимнее пальто и еще какие-то ветхие тряпки.

«Пусть помучается неизвестностью», – подумал о жене Афанасий, решив переночевать в этом пустынном, как ему казалось, месте.

В шалаше он обнаружил чайник, чай в банке, кружки, соль и сахар, спички и небольшой топорик. Но разжигать костер не стал, а решил осмотреть окрестности и скоро вышел на лесную дорогу.

«Вот по ней завтра и выйду куда-нибудь», – решил он и еще долго сидел на краю водоема, бросая в него камешки и ни о чем особенном не размышляя.

Скоро совсем стемнело и Афанасий забрался в шалаш. Он долго не мог заснуть, а когда наконец забылся, ему всё чудились вздохи и шаги, шарканья и треск. С испугом он просыпался, вслушивался и вновь забывался на короткое время, чтобы увидеть неожиданные загадочные сны. Один из них он запомнил очень отчетливо.