У девочки началась истерика. После получаса уговаривания мы вдвоем вернулись в отряд. Я нес ее чемодан, хотя сам был готов сесть в рейсовый автобус до Мариуполя. Заводилой травли оказался мальчик по имени Александр. Его мать работала главбухом профкома торгового порта. Ребенку ни в чем не отказывали. Пришлось приводить его в чувство. Но он был как невменяемый. Все мои слова летели мимо.
Четвертый сутки я спал по нескольку часов и уже едва стоял на ногах, а впереди меня ждали все новые и новые выходки моих милых деток. Ребятня, почувствовав свободу, отрывалась по полной. Стена дождя отрезала нас от остального мира.
Страшное произошло на торжественной линейке по случаю открытия пионерского лагеря. Разбитые по отрядам, мы стояли на прямоугольном поле, в центре которого развели огромный костер. Не успела линейка начаться, как Александр вцепился в мочку уха сельской девочки. Он буквально вырывал сережку с мясом.
– Не надо, Саша, этого делать, – подойдя к нему сзади, обхватил руки и грудь в замок, так что тому вскоре стало нечем дышать и ухо девочки было оставлено в покое.
Долго в моих объятиях он не выдержал и стал вырываться изо всех сил. В это время меня кто-то позвал. Я отпустил руки и оглянулся, краем глаза отметив полет на песок «шалуна».
– А! Мне больно! Больно! – закричал мальчик.
– Мало тебе, – ответил ему. – Девочке было еще больнее.
Теперь на нас смотрел весь лагерь. Удивляясь его крику, стал рассматривать место падения. Под песком лежал неубранный дворником кирпич.
Бог тебя наказал, подумал я. Через час меня вызвали в медпункт.
– Ко мне обратился мальчик по имени Александр из вашего отряда. У него гематома над глазом или синяк. Как это произошло?
Рассказываю.
– Весь лагерь видел – дитя, играясь и резвясь, рвало с мясом сережку девочки. Насилу отодрал.
Врач молча смотрит на меня. Гнетущая пауза.
– Дело в том, что он уже сходил в канцелярию и позвонил домой. В субботу приедет его мама.
– Пусть и папа приезжает и братья и дядья.
– У него нет отца.
– Да пусть едет кто хочет. Хорошо, если его родительница согласится на перевод сыночка в спортивную группу. Я уже ходил к ним. Они согласны. Иначе он всех детей перекалечит. Ему там найдут чем заняться. Я не виноват, что прямо напротив нашего отряда лежал неубранный кирпич в песке. Его не было видно. А он, как назло, упал именно на него.
Кончилось это тем, что мама написала заявление в милицию после моего отказа извиниться и попросить прилюдно прощения у ее сына. Было много угроз, обид и желания отомстить.
В тот же день меня, наконец, отстранили от круглосуточной работы воспитателем. Я не спал неделю, делая все, чтобы все дети остались целы и живы. Спустя две недели в Мангуше было открыто уголовное дело по факту нанесения ребенку телесных повреждений средней степени тяжести. Мне пришла повестка на допрос.
От всех потрясений я стал никакой. Такое со мной произошло впервые. В июле меня первый раз допросили. Вначале дома в семь утра. Тепленького, прямо в постели, без протокола и лишь затем в милиции. Но подписку о невыезде не взяли. Просто предупредили, чтобы был под рукой. Для моего же блага. После выезда на место «преступления» бригады детских инспекторов заявление обернулось против мамы и сына.
Весь лагерь буквально восстал против них. Вопли и стоны детей и воспитателей были запротоколированы, а я все еще готовился к худшему. В «интересах следствия» сотрудники РОВД из мухи раздували слона. Услуга платная. Мне объявили, что запросто могу сесть на два года, в лучшем случае на год. Так что признавайся, расскажи как ты искалечил жизнь «маленькому ангелу». Теперь у мальчика энурез.
Мама поехала к ней в бухгалтерию порта. Та в ответ предложила нам дать ей шестьсот долларов, пару ковров и еще что-то в обмен на «лояльность» и лечение «тяжело пострадавшего» сына. Заявление она все равно не могла забрать – преступление против несовершеннолетнего.
– Мам, вспомни что весной нам говорил батюшка Зосима (Сокур): никогда не берите в долг, никогда! Не делайте долгов, больших или малых. Он ведь трижды это сказал, а потом заплакал. Если мы согласимся, то придется идти по людям занимать. А чем мы будем отдавать? Я год безработный.
Те три летних месяца девяносто шестого года мы с мамой жили в аду. Вспомнились слова Николая: «Каждый новый год будет тяжелее предыдущего в два раза». Но тогда мне и голову не могло прийти, чем обернется и во что выльется его пророчество.
Читать дальше