Никита Филатов - Последнее дело. Между строк, или Группа риска

В результате серию заметно сократили – и не только по выпускам, но и по тиражам. Причем по какому-то странному совпадению сокращение это произошло прежде всего за счет книг тех авторов, которые активно отстаивали право каждого рассказать о войне свою правду, вроде романа кадрового офицера Тимура Максимова или очерков отчаянного «афганца» Сергея Гуляева…

Тем не менее ожесточенная полемика в писательской среде по поводу произведений Николая Никулина до конца не утихла, то и дело подогреваясь очередным доносом на покойного ветерана или каким-нибудь мерзким открытым письмом в «Литературную газету».

– Пойдешь с нами? – предложил Проскурин.

– Нет, – Владимир Александрович отрицательно покачал головой.

– Боишься? – уточнил Тимур Максимов.

– Нет. Другие дела, извините.

– Ладно, ты же у нас адвокат, занятой человек, – кивнул Проскурин. – Все-таки позвони потом что и как. Держи в курсе. Да, кстати…

Однако разговор пришлось прервать на полуслове:

– Минуточку!

Услышав поднадоевшую задень мелодию вызова, Виноградов достал из кармана мобильник. Номер снова был незнакомый, не обозначенный в памяти телефона.

– Слушаю вас.

– Здравствуйте, Владимир Александрович! – поприветствовал его приятный баритон.

– Добрый день.

– Это вас беспокоят из интернет-издания «МОЙКА.РУ».

– Добрый день, дорогая Анфиса.

– Почему вы меня так называете? – удивился невидимый собеседник.

– А почему вы свои публикации подписываетесь женским псевдонимом? – вопросом на вопрос ответил Виноградов. Приложив палец к губам, он показал приятелям, что разговор очень важный и не терпящий отлагательства.

– Ну, что поделаешь, специфика расследования… – без тени смущения заявил корреспондент. – Тогда не будем понапрасну тратить время. Раз уж вы все равно уже догадались, на какую тему будет интервью.

– Я не даю заочных интервью, тем более по телефону.

– Я готов и подъехать, куда скажете.

Профессиональному напору журналиста можно было только позавидовать.

– Назовите мне хоть одну причину, по которой я соглашусь с вами встретиться.

Собеседник задумался на мгновение.

– А может быть, тогда дадите комментарий?

– На какую тему?

– Владимир Александрович, мне потребуется всего лишь простой комментарий такого известного профессионала, как вы. К тому же почти очевидца произошедшего… – Собеседник обрушил на Виноградова поток слов, применяя надежное старое правило: чем дольше тянется разговор, тем труднее его оборвать: – Видите ли, в материалах полицейской проверки имеется два существенных противоречия. Во-первых, дверь склада открывается внутрь помещения. Если верить протоколу осмотра места происшествия и объяснениям сторожа, он лежал до утра без сознания там, где свалился: прямо у выхода. Да, но как же тогда выносили похищенную литературу, если он подпирал эту дверь своим собственным телом? Вы меня слушаете, Владимир Александрович?

– Да, конечно.

– И что скажете по этому поводу?

– А какое второе противоречие?

– Свидетели, с которыми я говорил, видели во дворе только светлый микроавтобус. Но заявленные в отчетах типографии тиражи отпечатанных книг просто-напросто не могли бы в него поместиться! Для того чтобы вывезти все, что оставалось на складе по документам, нужен был настоящий большой грузовик, если даже не целая фура.

– Возможно, свидетели ошибаются?

– Всякое бывает, – согласился журналист.

– Да, всякое бывает… – повторил вслед за ним Виноградов. И внезапно заторопился: – Ой, простите, мне надо бежать! Не могу разговаривать, извините, пожалуйста!

После этого Владимир Александрович дал отбой. Динамик мобильного телефона был достаточно сильный, и по лицам приятелей он догадался, что те слышали если не весь разговор, то значительную его часть.

– Ну, и что скажете?

– Он ведь перезвонит сейчас, – напомнил Николай Проскурин.

– Нет. Не думаю.

– А как же твои комментарии?

– Да нужны они этим ребятам, как… лысому расческа! – Виноградов убрал телефон.

– Тогда зачем было звонить?

– Не знаю.

– Может, это какой-нибудь провокатор? – Тимур Максимов обернулся и многозначительно посмотрел на окна Дома писателей.

– А может, и наоборот, помочь хотели…

– Владимир Александрович, ты еще веришь в добрых журналистов?

– Я верю в чудеса, – пожал плечами Виноградов.