Максим Шторм - Закон и честь. Часть вторая. Иллюзия закона

Ладони девушки вспотели, а в висках невидимые молоты застучали с удесятерённой силой. Решиться же провернуть в замке ключ было не легче, чем послать дворецкого к чертям собачьим.

– Открываю, открываю, – тоскливо сказала она, проворачивая ключ в скважине.

Распахнув дверь, девушка вновь встретилась с презрительным и высокомерным взглядом высокого старика. Взглядом крайне пугающим и жутким. Шатнер смотрел на неё, как на существо низшей каты, недостойное даже слизывать грязь с его начищенных штиблетов.

– Вы не слишком торопились, юная леди, – обвинительно начал дворецкий, буравя её отливающими сталью холодными глазами.

– А вы задались целью довести меня до белого каления, – с ходу выпалила девушка, собирая всю смелость в кулак. От дворецкого прямо-таки исходила волна накатывающего страха, готового растерзать её, и бросить на колени. И она боялась. Боялась, но всё равно продолжала, не отворачиваясь, смотреть ему в глаза.

– Вы мне дерзите, мисс Харт, – процедил Шатнер. – Я предупреждал миссис Гиллрой, что от вас будут одни проблемы. И теперь с радостью вижу, что мои предположения подтверждаются. Вы грубая, некомпетентная и вульгарная нахалка, которая недостойна и одной лишней секунды находиться в этом доме. И вы вдобавок крайне любопытная особа, любящая совать свой нос не в своё дело. Не так ли, мисс Харт?

Вот после этих недвусмысленных слов Элен почему-то окончательно стало не по себе. На что он намекает? Неужели её весьма смелые предположения были на сто процентов верными?

– Что вы хотите этим сказать? – растерянно пролепетала девушка. Её охватило странное чувство. Будто она попавшаяся на краже фамильного серебра воровка, которую бдительный дворецкий схватил за руку.

– Ничего, кроме того, что вы доигрались, – сухо сказал Шатнер, растянув тонкие, почти бесцветные, губы в снисходительной улыбке. – Я же насквозь вас вижу. И мне прекрасно известно, о чём вы думает, что вы делаете… Я знаю о каждом вашем шаге. Вы у меня давно на примете. Я слежу за вами…

Дворецкий выразительно указал на свои холодные, глубоко посаженные глаза, в которых Элен отчаялась разглядеть хоть что-то человечное.

– Вам бы сидеть да помалкивать. Не высовывать своего любопытного носа и не видеть дальше него. Но нет, вы начали вмешиваться в совершенно не касающиеся вас дела.

– Могу сказать одно, я совершенно не понимаю именно вас! – Элен храбрилась из последних сил, пытаясь не отступить под напором уничижающих слов. – И я не собираюсь терпеть ваши огульные обвинения незнамо в чём, и позволять вам и дальше оскорблять меня! Завтра же, с утра я обо всём расскажу миссис Гиллрой…

Дворецкий стоял прямой, как столб. Не сгибаясь и не сутулясь. Он занимал почти весь дверной проём. Элен только сейчас поняла, насколько старик высок и крепок. Да ему бы работать в доках или на причальных мачтах. Стропа таскать, а не подносить салфетки! Уильям Шатнер спокойно обернулся, словно желая убедиться, что за спиной никого нет, и сказал:

– Миссис Гиллрой уже извещена о вашем поведении, юная леди. Не волнуйтесь, Катрин всё знает.

Последняя фраза дворецкого прозвучал до того двусмысленно и пугающе, что девушка тут же покрылась испариной. Её бросило в дрожь.

– Я не понимаю, в чём вы меня обвиняете, – Элен задрала лицо, снизу верх глядя на преграждающего выход из комнаты старика. – Разве я плохо работаю и хоть раз дала в себе повод усомниться?

– О, нет, что вы! Работаете вы и впрямь недурно. Верно и то, что двойнята вас обожают. Но они всего лишь маленькие и глупые дети. Вы чересчур любопытны, мисс Харт. И слишком много на себя берёте. Разве вас не учили, что в чрезмерных знаниях может таиться немало опасности для того, кто эти знания ищет?

От этой странной, немного запутанной, но неимоверно пугающей беседы с вломившимся к ней на ночь глядя дворецким Элен дрожала всё больше и больше. С каждым новым сказанным словом старик всё дальше загонял её в умело расставленные сети, которые намертво спутывали её по рукам и ногам. Да что же ему надо, в конце-то концов? Что за чушь он несёт? И почему он начинает приплетать к своим маниакальным подозрениям и саму хозяйку? Уж не хочет ли он сказать, что действует с её позволения? Но чем же она провинилась перед всеми ними? Тем, что всей душой привязалась к их детям?! У Элен из груди вырвался негромкий всхлип, накапливающиеся на глазах слёзы стали слишком тяжелы и в любую секунду могли прорвать запруды и обильными потоками покатиться по раскрасневшимся от обиды щекам. Ещё никогда с ней не разговаривали в таком тоне и никогда не обвиняли в подобных вещах. Она ощутила себя испачканной, будто её взяли за шкирку и окунули в грязь.