Инна Балтийская - Призрак с горы Мертвецов

— Они погибли из-за меня. Лиля погибла из-за меня!

Тамара не считала, что пришла пора волноваться. Ну, не успели вернуться вовремя, так у них с собой и провизии много, и палатка имеется. Переждут на горе снегопад, и вернуться. Она пыталась успокоить Чудинова, но он, на секунду придя в себя, зло посмотрел на нее и сказал:

— Ты не понимаешь. Их всех убили.

— Дмитрий Щеглов? — механически повторила я. — Простите, мы знакомы?

В трубке замолчали. Моя память, как сломанный механизм, щелкала, пытаясь за долю секунды найти правильный ответ. Кто такой Щеглов, и должна ли я его знать? Что-то пыталось прорваться сквозь защиту, но никак не могло. Что-то же связано с этим именем, что-то ужасное, то, что мне всегда хотелось забыть…

Заскрипели старые половицы, и в коридор вышел Игорь. Выражение его лица напомнило мне зомби, и я быстро повесила трубку, так и не дождавшись ответа. Не останавливаясь, бывший муж дошел до входной двери, рывком распахнул ее и вышел, даже не кивнув мне на прощание. Я сделала было шаг следом, хотела его окликнуть, но горло сжалось диким спазмом, и я не смогла выдавить ни слова.

От резкого удара дверь стукнулась о половицы и захлопнулась. А я села прямо на пол коридора, на аккуратный грязно-розовый половичок для ног, о который сегодня никто и не подумал вытереть подошвы. С пола мне видна была часть моей любимой кухоньки. Розовый пластиковый столик на одной металлической ноге, два плетенных небольших кресла с розовыми вышитыми подушечками, кружевные оранжевые занавесочки на окнах. Мой кукольный домик. В нем я прожила около десяти лет. То есть я думала, что жила. Но нет. Печальная дурочка! Вот что он подумал при знакомстве, вот что он думал про меня все годы нашей совместной жизни. У меня снова что-то сжалось в груди, я не могла вдохнуть. Почему, ну почему мне так больно?

Я никогда не любила мужа, это так. Но я вышла замуж потому что думала — он, он любит меня! Влюбился с первого взгляда, мой рыцарь печального образа! Меня огорчали его измены, но я винила себя. Я была недостаточно внимательна к нему, я не смогла завоевать его доверие. Но оказалось, он просто поднял меня, как выброшенную кем-то пластиковую куклу, бедняжку, которой можно поиграть, пока более дорогие игрушки почему-то недоступны. А потом кукла, умеющая всего лишь хлопать глазками и говорить слово «мама», ему надоела. И ее выбросили. Выбросили печальную игрушку, не умеющую улыбаться.

Держась руками за стенку, я поднялась и медленно прошаркала на кухню. Остановилась на пороге и словно впервые ее увидела. Оранжевые пластиковые навесные шкафчики. Розовый пластиковый столик на одной металлической ноге, со свисающей скатеркой из кружевного пластика. Два плетенных кресла с розовыми вышитыми подушечками, кружевные оранжевые занавесочки на окнах. Все пластиковое, искусственное. Неживое!

Медленно-медленно меня охватывал гнев. Мне через пару месяцев исполнится тридцать лет, меня никогда не любили, даже мать. И поэтому я тоже никого не любила. Просто не научилась в детстве. Единственные эмоции, которые я испытывала — это тоска и страх. Но я не хочу больше быть бесполезной игрушкой в кукольном пластиковом жилище.

Я подбежала к фаянсовой кружке, забытой на столике, схватила ее и с размаху швырнула на хрупкую дверцу навесного шкафчика. «Дзяк»! — с жалобным звяканьем дверца открылась, наклонилась и обвисла на верхнем шурупе, обнажив аккуратно расставленные чайные чашки. Маленькие, розово-коричневые, такие изящные, словно игрушечные. Я подбежала к ним и рукой смела ближайшие на пол. Хрусть, звяк, хрусть, звяк! Я устала быть куклой!

Звон разбитых чашек немного привел меня в чувство, но ярость не прошла. Мне надоело чувствовать себя виноватой за сам факт своего рождения! Да, мама винила меня именно в этом! Если б тот ужасный год она не была беременной, она не пустила бы Лилию в тот опасный поход. Но я не виновата в этом, и даже моя погибшая сестра так не считает!

По моему лицу покатились злые слезы. Да, я виновата перед сестрой, но только в том, что так и не узнала, от чего она погибла. Я даже не пыталась это выяснить, я сидела рядом с депрессивной матерью, плакала рядом с ней, а может быть, тем временем Может быть, потому ей, бедной, даже на том свете нет покоя, и она охраняет меня, предупреждает об угрозе. Таким ли опасным был тот поход? Ведь вернулся из него тот странный мужичок, Чудаков… или Чудинов, вернулась его жена и… Я вспомнила! Вот откуда мне знакомо это имя — Дмитрий Щеглов!