Гера Фотич: Генералы песчаных карьер

Внизу, на нижней шконке соседней двухъярусной кровати, сидел Кудашкин Максим Николаевич. Он был в цивильном. Его лысую голову и приземистую фигуру Ткач узнал бы за километр. Закрывая лицо раскрытой газетой, тот делал вид, что пытается там что-то прочитать, словно слепой, пытающийся разглядеть расплывающиеся завитки букв.

Ткач подумал, что слова Сорокина не были формальной угрозой.

Как только за конвоиром захлопнулась дверь, Кудашкин резко отдёрнул газету от лица и приложил палец к губам, призывая к осторожности. Затем он подошёл к онемевшему от неожиданности Ткачу, стоящему посреди камеры и обнял его. Ткач, в ответ, тоже хотел поднять руки для объятий, но поскольку они уже оказались в клещах низкорослого Кудашкина, смог только приветливо похлопать ими по его широкой спине.

— Здесь всё прослушивается, — шепнул Максим Николаевич, — говори тише.

А затем, усадив Ткача рядом на свою кровать, стал расспрашивать обо всём, что случилось. Видя, что от Сергея Евгеньевича не очень-то чего добьешься, он стал рассказывать о себе.

— Ты представляешь! — возмущался он, — настоящие подонки! Приехали прямо во время занятий в университет и ворвались ко мне в коридор с постановлением на обыск. Всё перерыли, подарки изъяли, деньги из сейфа мои и казённые. Подняли ведомости поступающих за несколько лет. Что они там смогут найти? Так студенты и признались, что деньги платили за поступление! Держи карман шире. Они же всё-таки юристы, какие не есть, понимают, что тоже преступниками становятся автоматически!

Пригласили понятых, наших уборщиц, и давай перед ними шуровать по полкам. В конце парада попросили расписаться, а те смотрят на меня и отказываются — боятся потерять работу. Ну, я их сам попросил. Тогда поставили подписи. Следаки — пацаны не оперившиеся. Сосунки! Говорят: указ президента, указ президента по борьбе с коррупцией. Якобы создали совет во главе с ним и теперь поднимают прекращённые уголовные дела и по-новому расследуют.

Ткач молчал. Его удивляла разговорчивость Кудашкина. При первой встрече он охоч был только до баб. Слова вытянуть было невозможно. А теперь расхорохорился, словно борец за свободу демократии.

— Приписывают мне мокруху Сорокина, — всё больше распалялся Кудашкин, — главное обстоятельства не рассказывают, а всё про наши прошлые делишки вспоминают. Как мы с ним склады для хранения конфиската открывали. Да студентов пропихивали на поступление…

— Сорокин при мне умер, — угрюмо прервал его Ткач, — в следственной комнате.

— Какой следственной комнате? — не понял Кудашкин и отшвырнул газету, которую теребил.

— Пришёл ко мне, наверно похвастаться хотел, что стал генералом. А может ещё что. Вот от волнения его удар и хватил. Прямо в комнате сполз под стол. Врачи сказали, что помер.

— Ах, гады! — разозлился Кудашкин, — решили меня развести. Мол, вдруг чего им наговорю про старое. А я-то думаю, что-то они так сладко стелют! Подожди-ка, подожди-ка! Как стал генералом?

— Ну, он же возглавлял инспекторскую комиссию у нас, — продолжил Ткач, — Видимо и отличился во время её.

— Хорош, гусь! — с видимым сочувствием и обидой произнёс Кудашкин, — так значит, это он тебя подставил? Гнида! Он тебе и деньги передал?

— Какие деньги? — моментально отреагировал Ткач.

— Ну, какие, — смутился Кудашкин сделав паузу, понимая, что залез не туда, — ну по тюрьме говорят, что тебя с деньгами взяли какими-то.

— Не знаю, что по тюрьме говорят, — холодно отозвался Ткач, я сплетен не слушаю и не распускаю.

Неожиданно Кудашкин поменял тему разговора:

— Слышал, пару дней назад старшего сына Ефимова арестовали за уклонение от налогов! — произнёс он почти таинственно, — просто беда какая-то. Звоню Семёну — он трубку не берёт, затем перезванивает с другого телефона. Видать тоже гасится.

Всё боялся, что уйдёт на пенсию — так сына порвут конкуренты. Ан видишь, как получилось! Тоже наверно антикоррупционный комитет работает? У тебя нет сведений? А тебя кто прихватил?

Ткач почувствовал, что разговор снова плавно возвращается к нему и тихо сказал:

— Слушай Максим Николаевич, давай отдохнём! Я что-то сегодня устал с непривычки. Сидел один, а тут повалило со всех сторон.

Он лёг на койку поверх одеяла и закинув руки за голову, закрыл глаза. Подумал, что на всё воля божья. Умер Сорокин, значит такова его судьба — быть погребённым в генеральском чине.

Верно это произошло потому, что Сорокин не представлял себе свою дальнейшую жизнь при этих погонах. Он думал, главное их получить. Господь распорядился по-своему.