Владислав Аксинович - Слеза Немезиды

– Ладно… – неудовлетворённо произнёс Кротов, – протоколы вы мне оставляете?

– Мы передадим их вам через канцелярию, – уходя, ответил Волохов.

Кротов вышел вслед за ними и в коридоре спросил у пробегающего мимо опера:

– Кто у вас занимается гибелью прокурора на «Фрунзенской»?

– Капитан Маевский из семнадцатого кабинета, – ответил тот.

Кротов, не теряя времени, направился туда. Зайдя в кабинет, он поздоровался и спросил капитана Маевского.

– Это я, – ответил самый старший из трёх присутствующих в кабинете.

Визуально его Кротов знал, но лично знаком не был.

– Майор Кротов, – представился Андрей, – можно просто Андрей, мне надо ознакомиться с материалами дела о гибели прокурора Мурашко, вам должны были звонить из министерства.

– Да, конечно, – ответил Маевский, – мне сообщили, – и, протянув руку, представился: – Владимир.

Поздоровавшись с остальными операми, Степаном и Виталием, Андрей сразу перешёл к делу:

– Экспертиза уже есть?

– Полной экспертизы по вскрытию трупа пока нет, есть заключение по анализу крови, – протягивая бумажку, говорил Маевский, – ничего, ни алкоголя, ни наркотиков, ни сильнодействующих медпрепаратов не найдено.

– А видео с камер метро сняли? – интересовался Андрей.

– Конечно, вот уже третий раз просматриваем, – показывая на компьютер Степана, ответил Владимир.

– Посмотрим вместе, – предложил Кротов.

– Хорошо, – ответили опера, усаживаясь за компьютер с записью.

Смотрели внимательно, буквально покадрово, особенно сам момент гибели. Вот прокурор стоит спокойно на платформе, примерно на её середине, вокруг хватает людей. Но видно, что его никто не толкает, находящиеся рядом могли, конечно, на него воздействовать словесно, но не физически. На записи это чётко прослеживается. Вот приближается поезд, а прокурор как ни в чём не бывало начинает движение, будто заходит в вагон, хотя состав только подъезжает. Прокурор ступает в неподошедший вагон, падает вниз, и тут же его «накрывает» поезд. Шансов выжить ноль.

– Типичное самоубийство, – сказал Виталик, вглядываясь в экран.

– Не совсем, – парировал Андрей, – смотри, Мурашко начинает движение, делает шаг, второй, третий, – тыча в экран пальцем, продолжал Кротов, – и вот пошёл четвёртый шаг, именно шаг, как будто дальше есть поверхность, а её там уже нет… Если бы он готовился к самоубийству, он бы прыгнул в яму перед поездом, а он хотел зайти в вагон.

– Значит, это нетипичное самоубийство, – процедил Виталий.

– Очень умно… – посмотрел на него Андрей.

– На камере чётко видно, что глаза у него открыты, он понимает, куда идёт, – оправдывался опер, – может, он видел поезд, а поверхность платформы не заметил, вот и оступился.

– Кстати, по поводу глаз, – вмешался в спор Маевский, – вот протокол осмотра трупа, я сам его составлял. Так вот, белки у него были красные, как у варёного рака или вампира, словно лопнули все глазные сосуды.

Кротова от этой фразы передёрнуло. Он медленно повернул голову в сторону Маевского, потянулся за протоколом, взял его, стал буквально вчитываться в эту бумагу.

– Что? – почти хором спросили опера.

Через небольшую паузу Андрей ответил:

– У вашего начальника Овчинникова тоже глаза были как у вампира, я сам осматривал его.

– Вот это поворот! – выдавил из себя Маевский.

– Получается, – задумчиво продолжал Кротов, – это именно убийства, и убийства, связанные между собой. Только Овчинников был на машине, а Мурашко воспользовался метро.

– Получается… – повторил третий опер Степан.

– А почему прокурор был не на машине? Что он делал в метро? – вдруг оживился Андрей, подумав, что автомобиль могли намерено испортить. Это была бы зацепка.

Виталий парировал:

– Всё у него есть: и личная, и служебная машина, просто ему от прокуратуры Партизанского района гораздо проще и быстрее до городской добираться на метро, одна ветка, с метро «Тракторный завод» до «Фрунзенской» 15 минут. А на машине полчаса минимум, да и то если не будет пробок. Мы говорили с прокурорскими, он всегда так ездил, это его типичный маршрут.

– И что теперь? – с оживлением спросил Маевский, – эти дела надо объединять, получается, вы у нас это дело заберёте?

– Думаю, да, – взвешивая всё, ответил Кротов, – для объединения дел есть два очень серьёзных довода: близкое знакомство погибших и нетипично красные глаза, ну и способ убийства или гибели: они как бы добровольно пошли на смерть и приняли её. Скорее всего, этого будет достаточно для объединения.