Виктор Горошин - Меня убьют четвертым выстрелом

– Я не хочу пожизненное, – вздохнула Клара.

– Конечно, не хочешь. Но кто тебя спрашивать будет?

– А я тебя защитником возьму. Ты меня спасешь.

– И себя заодно. Но есть и другая возможность. Внимание! Следите за ходом моей мысли. И вы, офицер, тоже. Поскольку ваш напарник через три минуты убедится, что для общества мы совершенно безопасны, вы можете с легким сердцем ограничиться устным внушением и отпустить нас на поруки друг друга. Закон это допускает. Гуманность даже требует…

– А я прямо кожей ощущаю, насколько вы гуманны, – убежденно произнесла Кэтрин.

– Мы вызовем такси и уедем, – продолжал юрист. – А машину, с разрешения нашего общего друга, – он указал на Валида, – оставим здесь. Готовы оплатить парковку.

– Правда, мистер Фолкнер, – жалобно проговорила Дженнифер, – это было бы так благородно с вашей стороны. Неужели вы отдадите мою девичью честь на поругание?

– Представляете, – добавила Клара, – с каким прекрасным чувством вы могли бы сегодня сдать дежурство, прийти домой и рассказать близким, как спасли судьбы шестерых невинных молодых людей. И что для этого нужно? Всего лишь проявить немного человечности, которая… и я в этом уверена… нежным птенцом бьется под вашей форменной рубашкой.

– И откуда у вас такая уверенность? – язвительно спросил Фолкнер.

– Офицер, вы, видимо, давно не рассматривали себя в зеркале, – заметил один из ребят. – А это большое упущение. Я, как художник слова, могу отметить, например, скрытую печаль, затаившуюся в уголках ваших глаз. Не является ли она свидетельством глубоких чувств и переживаний, жизненного опыта и тщательно скрываемой доброты? Да! В силу профессии вам приходится иногда быть жестким, но, один лишь Бог видит, какие страдания причиняет вам эта необходимость.

– Ну, согласитесь, офицер, ведь причиняет? – спросила Дженнифер.

– Очень редко, – сказал Фолкнер, – и сейчас явно не тот случай.

Как раз в этот момент из машины показался офицер Мартинес. Встретившись глазами с напарником, он едва заметно покачал головой. Фолкнер подошел к нему.

– Ну, что, Рауль?

– Чисто, как у новорожденных. Не привлекались даже за парковку в неположенном месте. Одна действительно учится в Гарварде. Еще двое здесь – в Эмори. Один журналист, один адвокат… Вон та шатенка – дочь сенатора, работает в адвокатской конторе своего родственника. Кстати, у нее сегодня день рождения. Видимо, ребята запраздновались… Что делать-то с ними собираешься?

– А ты как думаешь?

Мартинесу не понадобилось много времени для раздумий.

– Я бы отпустил. Отогнал машину на штрафстоянку, а они пусть добираются, как хотят.

– Они мне это уже предлагали. Только машину хотят оставить здесь.

– Не принципиально. Давай, дружище. Хорошие ребята, нечего им биографии портить.

Фолкнер еще раз посмотрел на подвыпившую компанию. Потом отошел ко второй полицейской машине. Несколько минут о чем-то разговаривал. Вернулся. Ребята выжидающе на него смотрели.

– Ну, хорошо, – сказал он, – сделаем девушке подарок ко дню рождения, – он кивнул на Дженнифер. – Ограничимся знакомством на этот раз. Валяйте по домам.

Ребята радостно зашумели.

– Спасибо, офицер, – сказала Дженнифер. – Это самый ценный подарок, который я только могла получить.

Кэтрин повернулась в Мартинесу:

– Не хотите поехать с нами продолжать веселье? Убедитесь, что все происходит абсолютно в рамках закона и приличия.

– Не могу, – ответил Рауль, – должен еще несколько часов оберегать ваш покой…

– Но хотелось бы?

Рауль с сомнением покачал головой:

– Боюсь, что для вашей компании я слишком законопослушен.

– Ты не против, если мы на несколько часов оставим здесь машину? – спросил адвокат у Валида. Тот согласно кивнул. Юрист протянул ему купюру. – Тогда еще одна просьба: не мог бы ты отогнать ее отсюда? А то, если это сделает кто-нибудь из нас, боюсь, офицер может отменить свое решение. Ключи в зажигании.

Валид сел в машину. С задней стороны заправки было достаточно места, чтобы припарковать даже внушительных размеров «Хаммер». Туда Валид и направился.

Адвокат начал возиться со своим телефоном, вызывая такси. Девушки безостановочно благодарили офицеров. После решения Фолкнера обстановка сразу разрядилась, и все, включая полицейских, испытали чувство облегчения.

Из-за угла показался Абдуллахи. Он что-то кричал. Понять его было трудно. Он был явно взволнован, из-за этого его акцент усилился. Но слова «мертвый человек» отчетливо расслышали все