Михаил Шторм - Возвращение «Летучего голландца»

– Я не против, – сказал Быков. – Послушай, Лиззи, ты вовсе не обязана хранить мне верность и держать данное слово.

– Нет, нет! – поспешно возразила она. – Мы столько пережили вместе, что было бы нечестно…

– Вот именно, – перебил он. – Когда на нашу долю выпали испытания, мы привыкли держаться вместе и решили, что это любовь. А может, я и вправду любил тебя там, на плоту, посреди океана…

– И на корабле, – мечтательно продолжила Лиззи. – Помнишь, как все сияло и переливалось по ночам, когда всплывали эти ужасные пузыри? Если бы не ты, я бы, наверное, просто сошла с ума.

– Я всегда буду рядом, когда понадоблюсь, – пообещал Быков. – Только позови. Но для этого совсем не обязательно быть вместе, пока смерть не разлучит нас и все такое. Понимаешь, о чем я говорю?

– Ты правда не обидишься?

Ее голос дрогнул. Не от сожаления. От радости.

Быков отчетливо представил себе ее, сидящую за тридевять земель. Волосы, как обычно, собраны на макушке, но непослушные пряди все равно свисают вдоль лица. Глаза печальные, указательный палец непроизвольно трогает переносицу, не очень удачно сросшуюся после давнишнего перелома.

– Не обижусь, – сказал Быков. – Я тебя люблю.

– Но тогда, значит…

Она замешкалась, подбирая нужные слова. Он воспользовался паузой, чтобы заверить ее:

– Это значит лишь то, что я сказал. Мы не обязаны устраивать совместную жизнь, менять свои привычки и жертвовать чем-то ради друг друга. Мы взрослые люди. И ни один из нас не улетает на Марс, верно? Так что, если нам захочется сойтись, мы всегда можем сделать это.

Лиззи облегченно засмеялась. Быков тоже почувствовал себя так, будто сбросил непосильный груз. Несмотря на то что английский язык был усвоен им в совершенстве, он весь взмок, пока закончил этот разговор. И решил, что вправе устроить себе небольшой праздник. Взять бутылку хорошего вина, заказать настоящий мексиканский обед и посидеть где-нибудь, обдумывая дальнейшие планы.

Итак, куда податься?

На выручку, как водится, пришел интернет, знающий абсолютно все и готовый помочь любому человеку, который способен отделить нужную информацию от словесной шелухи.

Очень скоро выбор был сделан. В Мехико имелся один из самых больших вращающихся ресторанов в мире. Назывался он «Беллини» и располагался на крыше сорокачетырехэтажного небоскреба. Просидев там час, совершаешь круговой обзор, любуясь видами мексиканской столицы с высоты птичьего полета. Неужели Быкову не найдется места за одним из шестидесяти столов? Разумеется, заказ у него был принят, и ровно в два часа пополудни он уже рассматривал погруженные в дымку горы, окружающие необъятный и удивительный город, построенный в долине, но вместе с тем на два километра возвышающийся над уровнем моря.

В разгар рабочего дня посетителей было немного: две семейные пары, стайка туристов да несколько бизнесменов, решающих деловые вопросы за трапезой, как в компании, так и поодиночке. Видеть их всех одновременно не позволяла конструкция зала, в центре которого возвышалась несущая конструкция, похожая на чудовищный гриб, ножка которого представляла собой колонну в сто обхватов, а шляпка служила навесным потолком.

Между столами по округлой галерее бегали два мальчугана лет четырех или пяти, один смуглый, другой белокурый, словно их выбрали специально для съемок ролика о равноправии человеческих рас.

Всякий раз, когда они оглашали ресторан звонкими воплями, кто-нибудь из официантов или посетителей пугался и напускал на лицо фальшивую улыбку, мол, он не имеет ничего против резвящихся малышей. Их матери, сидящие вдалеке друг от друга, не делали своим сыновьям замечаний, но изредка обменивались долгими взглядами, в которых дружелюбия было ничуть не меньше, чем духа соперничества. Обе были симпатичными, и Быков старательно избегал бросать на них слишком долгие взгляды, чтобы не смущать ни самих женщин, ни их спутников.

Делая заказ, он уже имел представление о некоторых блюдах и успел усвоить, что ни одно из них не обходится без главных компонентов мексиканской кухни: кукурузных лепешек тортильяс и острого перца чили. К этому прилагаются мясные фарши, горы фасоли, наслоения сыра и томатные соусы всевозможной густоты. Считая себя если не знатоком, то едоком вполне опытным, Быков попросил принести себе халапеньо, который должен был стать главной изюминкой этого сольного банкета.

– Халапеньо? – переспросил официант.

Профессиональная этика не позволяла ему отговаривать клиента или проявлять сомнение. Поэтому он просто сделал вид, что не расслышал. Тем самым бледнолицему туристу давалась возможность отменить заказ и пойти на попятный без ущерба для своего достоинства.