Я бродил по своему Загородному Дому и терзался вопросами. Что представляют из себя люди, которые здесь волею судеб находятся, которые собрались тут вроде бы совершенно случайно, но и не без высшего промысла? Какие «поручения и полномочия» нам всем даны, какие роли розданы? Где он, автор пьесы, режиссер спектакля-мистерии? Есть ли невидимый суфлер, подсказывающий текст, имеются ли сами зрители «в зале»? Что ждет в финале этой трагикомедии, когда наконец опустится занавес? Ответов у меня не было.
Уже наступило утро. Загородный Дом оживал, просыпался. Заработала мокрой шваброй приходящая из деревни уборщица. Загремели кастрюлями на кухне, туда только что подвезли свежие продукты. Выбежал на пробежку в кимоно Сатоси, поклонился мне, сложив у груди ладони. Я в ответ — тоже. Вышел в парк на «грибную охоту» Антон Андронович Стоячий, зевая во весь рот. Красивым баском запел из своего окна Каллистрат. Что-то язвительное раздраженно крикнула ему из другого окна Ахмеджакова. А из третьего — продолжал звучать богатырский храп Олжаса, возвратившегося неизвестно когда из покуда безмолвного табора. Остальные мои гости и клиенты, очевидно, продолжали спать.
Однако я ошибся. В это прекрасное, теплое солнечное утро многие решили встать рано. Спустившись вниз, я увидел в солярии уже основательно проультрафиолетовавшегося Париса-Гамаюнова, а в бассейне — двух плавающих наяд — Харимади и Стахову. Они помахали мне своими «ластами», приглашая присоединиться. Я вежливо отказался, сославшись на то, что вода для меня недостаточно разбавлена синильной кислотой. Русалки обрызгали меня, рассмеялись и нырнули. В бильярдной, куда я также не преминул заглянуть, занимался своим любимым делом Бижуцкий: гонял шары, в полном одиночестве. Тарасевича я еще раньше заприметил среди толщи книг в библиотеке. А где Гох? Словно в ответ на мои мысли, из холла донеслись музыкальные аккорды. Там стоял рояль. Леонид Маркович разминал пальчики.
Открыв дверь в спортзал, я увидел Мишеля Зубавина, который изо всех сил долбил боксерскую грушу.
Остановившись после серии резких ударов, вертолетчик поглядел на меня и вдруг предложил:
— Не хотите ли в спарринг-партнеры? Я бью не больно. Аккурат в челюсть.
— Можно, — подумав, согласился я.
Боксом я занимался довольно долго, реакция у меня хорошая. Надев перчатки на липучке, я встал против него в стойку. Весовые категории у нас были примерно одинаковые, да и рост равный. Но Мишель Зубавин был значительно моложе меня, лет на десять.
— Скоро Шиманский подъедет, — сказал он, маневрируя и подскакивая на месте. — Вы готовы к встрече?
— А как же! Сейчас вот только к цыганам сбегаю, закажу хор, — ответил я, уклоняясь корпусом от первого встречного удара левой. — Военный оркестр уже ждет за воротами.
— Я имею в виду другое!
Мы пока что обменивались легкими проверочными ударами. Определяли силу друг друга. Танцевали на ринге.
— А что же вы имели в виду, господин Зубавин? Кстати, почему вас зовут Мишель, а не Миша? Или это дань моде?
— Нет, мой предок, француз, остался в России после Бородина.
Он сделал выпад правой, но я отбил и попробовал провести боковой свинг. Не получилось. Он ушел в сторону.
— В плен, что ли, попал? — спросил я. — Или дезертировал?
— Полюбил русские просторы, — отозвался Зубавин. — Загадочную русскую душу. С тех пор каждому старшему сыну в нашей семье дают его имя. А вообще-то я — маркиз де Зубави. Правнук славных гасконских мушкетеров.
— Врете вы все! — сказал я и нанес хук правой. Пробил его защиту.
Пилот качнулся, но устоял на ногах.
— Молодца! — похвалил он. — Но я ведь с вами не о своей родословной хотел поговорить. А о том, что интересует господина Шиманского.
— Что же его интересует?
— Вы сами прекрасно знаете.
На сей раз Зубавин провел тройной удар левой-правой-левой по корпусу. Но дыхания не сбил.
— Ничего я не знаю и знать не хочу. Если вы имеете в виду Анастасию, то она никуда не полетит.
— При чем здесь Анастасия? Бог с ней! Я хочу сказать: вам не жалко другую девушку?
— Какую?
Мы продолжали танцевать друг перед другом, примериваясь и уклоняясь.
— Да Стахову! Леночку Глебовну. Не стройте из себя идиота.
— Сами вы — идиот. — И я попытался свалить его апперкотом. Это мой коронный удар снизу. Но он оказался опытным мастером. Я натолкнулся на непробиваемую стену.
— Я же знаю, что бумаги и видеокассеты у вас, — сказал он. — Кому она еще могла их доверить в этой клинике? Только своему психиатру!
Читать дальше