— Ах, вот оно что! — Я посмотрел на Стоячего несколько иными глазами. — Теперь понятно.
— Да-да, — произнес он. — Меня уже поставили в известность, звонили. Не суйтесь, куда не надо. Сорвете ювелирную операцию.
— Разумеется. Вы, кажется, действительно были в прошлом священником?
— Был. А разве священнослужитель не может заодно и работать в органах? Вы, сдается мне, так и не поверили ни в секту грибоедов, ни в Полярных зеленых? Напрасно. Последние в самом деле где-то существуют: в тайных конспирологических обществах, но это уже совсем другая тема. Неужели я был так плох в роли фанатика-идиота?
— Отвратительны. Могли бы проконсультироваться у любого психиатра.
— Ладно, учту на будущее, — сказал он, и мы возвратились к общему собранию. Я заметил, что за все время Шиманский так ни разу и не подошел к «дочери». Но и она не смотрела в его сторону. Словно их разделяла каменная стена.
Бижуцкий между тем продолжал вещать:
— …И когда я слез с подоконника и спрятался в уголке, то понял: меня непременно обнаружат и растерзают все эти люди-нежити, оборотни, выбравшиеся на свет в полночь, в полнолуние, прямиком из самого ада, ежели я также не нацеплю на себя какую-нибудь маску и подходящий балахон. Я стал шарить вокруг, надеясь найти что-нибудь соразмерное для себя. Обнаружил лишь сброшенную жабью шкурку, заячий хвост и уши от какого-то инкуба-гомункула, очень похожие на корень мандрагоры. Но потом нашел все-таки то, что мне было нужно.
Я вытащил из-под стола заранее приготовленную сумку, а из нее зеленый балахон, бахилы и маску свиньи.
— Не этот ли маскарадный костюмчик? — спросил я участливо.
— Он самый! — обрадовался Бижуцкий, даже не удивившись. — Где вы его нашли?
— Там, где вы его и бросили. В коридоре у бассейна, — ответил я.
— A-а! Ну да, — кивнул он, напрягая память. Но так и не вспомнил. Поскольку подверженные лунатизму люди во время обострения болезни как бы вырываются из реального пространства и времени и не в состоянии отвечать за свои поступки.
Бижуцкий схватил балахон, маску и бахилы, прижал к груди.
— Я с ними теперь стараюсь не расставаться, — важно поведал он окружающим. — Потому что этот костюмчик спас мне жизнь. Ведь знаете, кто верховодил на том балу?
— Ну, кто? — спросил Зубавин. Он уже пересел на место сбежавшего Париса, поближе к Харимаде, которая все еще пребывала в некоем трансе.
— Кто? — переспросил Бижуцкий. — Да вот он! — Его палец-перст торжествующе указал на меня.
— Конечно, я. — Мне пришлось согласно кивнуть и улыбнуться. К сожалению, Борис Брунович был неизлечим в своей фобии, хотя и абсолютно безобиден. А все из-за его горячо любимой жены и соседа. О женщины! Они порой просто убивают своих мужей, ввергают их в бездну. Я прикладывал все усилия, чтобы вывести Бижуцкого из его фантасмагорического мира, но покуда безрезультатно. В каждое полнолуние он видел во мне главного виновника измены своей супруги, которая, кстати, уже давно бросила его и даже ни разу не навестила. Еще раз стоит повторить вслед за Шекспиром: о женщины, ничтожество вам имя!..
— Да-да-да! — продолжал говорить и пялиться на меня Борис Брунович. — Это был он, Александр Анатольевич Тропенин, главный Бафомет на том дьявольском балу-шабаше! И… и…
— Насчет Бафомета — я вам скажу, — произнес вдруг Волков-Сухоруков, оборвав речь Бижуцкого.
Но и его самого прервали. Явились охранники и сообщили, что Гамаюнова поймать не удалось. Он побежал к гроту, а потом нырнул в лаз и спрятался где-то в катакомбах.
— Они тянутся на десятки километров, — задумчиво произнес Левонидзе. — Теперь с собаками не сыщешь. Может и сам там заблудиться и больше не найти выход. Никогда.
— Ну и черт с ним! — жестко сказал Харимади. Политики всегда умеют находить самое удобное и правильное для себя решение.
— Так вот, насчет Бафомета, — повторил Волков-Сухоруков, выбивая о подоконник трубку.
— Да погоди ты! — остановил его Левонидзе. — Давайте с Гамаюновым решать. Что если спустить по его следу собак, в самом деле? У нас же есть парочка отличных доберманов?
— Георгий, ты уже отличился на этом поприще, — холодно произнес я. — Вспомни прошлую осень. Галерею, в которой должна была открыться выставка. И голову пса, которую ты принес в комнату отдыха. Скажи мне только одно: зачем ты это сделал?
Левонидзе после моих слов как-то сразу сник, стал вроде бы даже меньше ростом, глаза потускнели.
— Это все он! — Мой «верный» помощник указал в сторону Шиманского. — Он приказал. Заплатил. А зачем — сам, наверное, догадываешься.
Читать дальше