Array Альманах «Подвиг» - Ночные окна. Похищение из сарая

— Действительно, весьма необычная предсмертная просьба, — сказал Каллистрат. — Теперь ясно: он скончался, а куда же вы дели труп? У нас, бомжей, с этим все просто. Отнес на соседнюю помойку, и баста. А у вас, музыкантов?

— Он сказал, что ему не важно, что будет с ним после смерти. Ночью, отрыдав над его бренными останками, я вынес труп через черный ход и… вы правы. Так и поступил. Рядом была мусорная свалка.

— И прикопали консервными банками, — закончил за него Волков-Сухоруков. — Вполне логично. Ну а потом? Надо же было как-то доказать, что вы — это он?

— Да никому ничего доказывать было не надо! — нервно ответил Гох (Бафометов). — Кому это нужно? Милиции? Чихать они хотели. Единственное, что мне пришло тогда в голову, — это развести в комнате бардак, полить все кровью (я нарочно порезал вены) и порвать струны у своей любимой виолончели. Потом представить дело таким образом, что Бафометова похитили. Они на этом и успокоились. В консерваторию я снова поступил лишь через полтора года. Уже на отделение фортепьяно. И под именем Леонида Марковича Гоха. Я выполнил его просьбу, обессмертил его имя. Но в последнее время уже и сам не могу понять: кто же я на самом деле — Гох или Бафометов? Он будто преследует меня повсюду. Мой любимый друг, мой черный человек. Мое счастье и мой ужас.

— Нечего было волочь труп на помойку, — пробормотал Левонидзе. — Тело непогребенное взывает.

— У нас, ассирийцев, это в порядке вещей, — холодно отозвался Гох.

— Что вы написали кровью на древнеарамейском? — спросил я. — Какую фразу?

— «Врата ада», — сказал он. — Мы — поклонники секты езидов и считаем, душа после смерти отправляется прямиком в ад. Потому что рая вообще нет. И Бога тоже. Есть только я, Бафометов. Теперь — Гох. Великий музыкант.

— Тяжелый случай, — вздохнув, произнес Зубавин. — Господину Тропенину положено молоко за вредность.

В принципе, я был с ним абсолютно согласен.

Интересно, кто будет следующий? Я, разумеется, знал, что есть некоторые вещи, в которых нормальный человек вряд ли сознается. Например, Сатоси-сан никогда не скажет нам, что шпионит за Тарасевичем. Тот, кто следит за самим японцем (если тут таковой находится), тоже об этом промолчит. Все это теперь забота других органов, не медицинских. Я рассчитывал, что убийца сделает свое признание. Потому что он действительно болен. Этого не произошло. Преступник продолжал сидеть все так же непринужденно и даже посмеивался.

— В одиннадцать лет я убежала из дома и целых две недели провела с цыганами, — сказала вдруг поэтесса. — Они научили меня воровать, гадать на картах, слагать песни и многим другим глупостям. Которые, правда, пригодились мне в жизни. Но если я начну перечислять все свои грехи, преступления и злодеяния, то вы уйдете отсюда только под Новый год. Поэтому простите меня оптом, за все.

— А я вообще в жизни ничего плохого не сделал, — заметил Зубавин. — Если не считать того, что написал как-то в детстве соседу под дверь и устроил аварию на Чернобыльской АЭС.

— Я, в таком случае, просто святой, — сказал Антон Андронович Стоячий. — Поскольку сам себе все грехи давно отпустил.

— Потому что вы гриб, — уточнил Каллистрат. — А все грибы смиренны, терпеливы и не стяжательны. Вся их преступная деятельность лишь в том, что они добровольно в суп не даются. А вот Полярные зеленые…

— Не надо про них! — попросил Стоячий. — Это слишком серьезная тема, чтобы обсуждать здесь. Да еще в присутствии посторонних. — И он покосился сначала на Шиманского, затем — в сторону Харимади. Та фыркнула, но ничего не ответила. Все происходящее ее безмерно забавляло. Гамаюнов держался за ее руку, как маленький мальчик, боящийся потеряться в толпе.

— Хорошо, — произнес я. — Будем считать лирические отступления законченными. Перейдем к прозе. Многие из сидящих здесь, в зале, совершали когда-либо и продолжают совершать до сих пор странные, порой нелепые, а иной раз противоречащие здравому смыслу поступки. Идущие не только против здравого смысла, но и вразрез с нравственными нормами. Но, как говаривал английский граф Шефтсбери: что для одних нелепость, для других доказательство. Что я хочу этим сказать? А то, что, допустим, зарезать одного-двух людей будет считаться злодеянием, а уничтожить в войне тысячи — победой. Или стащить кошелек у старушки и угодить за это в тюрьму, а кому-то украсть товарный состав либо нефтяную скважину и стать губернатором края. Все относительно, Евгений Львович это подтвердит.