Олег Солод - Пульс за сто

– Это ненадолго. Скоро вернется мой друг, и – увидите – меня сразу заберут отсюда. К тому же я заплачу за причиненное беспокойство. Сколько скажете. Десять тысяч, пятнадцать. Хотите – прямо сейчас. Только надо найти мой пиджак.

Врач заколебался. Видно, в больнице платили не слишком щедро. Ничего не ответив, он покинул палату.

– От этой двери есть ключ? – раздался его голос из коридора.

– Конечно, – ответила медсестра. – На втором посту.

– Принесите.

Врач вернулся у Лучинскому.

– Я буду приходить сюда каждый час и проверять, все ли в порядке.

– Замечательно! – обрадовался критик.

– И уж, извините, поскольку вы останетесь в одиночестве за запертой дверью, одну руку я вам все-таки привяжу.

– Пожалуйста.

Павел Борисович лег на постель и сам протянул доктору руку.

– Не пытайтесь развязать узел, – предупредил тот, доставая из кармана эластичный бинт. – Ничего не получится.

– И не собираюсь.

Лучинский был согласен на все. Лишь бы врач не передумал.

Только когда в двери клацнул замок, Павел Борисович, наконец, вздохнул с облегчением. Кажется, этот раунд он выиграл. Теперь главное, чтобы Агеева ничто не задержало.

– Я забираю ключ с собой. Распоряжение главного, – послышался голос доктора из коридора. – Если что – звоните.

Врач ушел.

– Зачем он запер дверь? – спросил медсестру санитар.

– Почем я знаю? На крайняк, есть дубликат.

Лучинский рывком сел на кровати. Дубликат! Как он об этом не подумал? Голова сильно закружилась от резкого движения. Что же делать? Врач вернется только через час. А если они решат не дожидаться вечера? Надо уходить! Немедленно! Но как? Павел Борисович посмотрел на привязанную руку. Хорошо, что он оказался предусмотрительным! Свободной рукой критик достал из кармана пижамы ножницы. Он прихватил их в реанимации, когда санитар вышел в коридор. Избавившись от бинта, Лучинский вскочил с кровати, подбежал к окну, приоткрыл створку и выглянул наружу. Окно выходило в пустынный двор. Отлично! Правда, есть проблема. Палата находится на третьем этаже. Что с этим делать? Связать веревку из простыней? К счастью, обе постели застелены. Павел Борисович заколебался. Он не любил физкультуру. И еще ему шестьдесят два года. Но если он не попробует, шестьдесят три не исполнится никогда…

17 июня

14.55

Дверной звонок оказался неожиданно резким. Карпов вздрогнул и открыл глаза. Удивительно, но ему все же удалось заснуть. В дверь снова позвонили. Геннадий Иванович вскочил с дивана и пошел в прихожую. По пути он вспомнил, что Кристина запретила отвечать на звонки, и в нерешительности остановился. Звонок прозвенел в третий раз. Карпов заметил глазок на входной двери. Кто мешает ему посмотреть в него? Он на цыпочках подкрался к двери, прильнул к глазку и в ту же секунду резко отпрянул. За дверью стоял… Лучинский! Как он нашел его? Звонок вновь ожил. Карпов растерянно посмотрел на дверь.

– Геннадий Иванович… – послышалось из-за нее.

– Павел Борисович? Это вы?

– Геннадий Иванович… – голос стал явственней, будто его обладатель уже стоял рядом.

– Как вы меня нашли? – спросил Карпов.

– Геннадий Иванович… – в третий раз повторил Лучинский. – Выходите. Присоединяйтесь ко мне. Я теперь свободен.

– К вам? – растерялся Карпов. – Но… мне нельзя. Меня предупредили…

– Не обращайте внимания. Выходите. Я вас спасу.

Внезапно дверь слегка приоткрылась.

Карпов попятился – он ведь прекрасно помнил, что сам ее закрывал – и… проснулся. Помотав головой, Геннадий Иванович стряхнул с себя остатки кошмара. Это был сон. Только сон…

Окончательно пробудившись, Карпов ощутил, что зверски голоден, и отправился на кухню. Скромный холодильник был доверху забит продуктами.

«Когда только они успели?» – подивился Геннадий Иванович.

Хотя, кто знает, что это за квартира? Возможно, здесь кто-то жил. Кто-то, кого спешно попросили покинуть помещение.

Карпов щедро нарубил колбасу, нарезал сырок, распечатал коробку с тостами… Вскоре на кухонном столе возник заварной чайник, над носиком которого струились легкие завитки пара, и большая тарелка с бутербродами. Только теперь Геннадий Иванович понял, насколько проголодался. Наспех устроившись за столом, он жадно вонзил зубы в первый бутерброд.

Наполнив желудок, Карпов с облегчением откинулся на стуле и сделал глоток. Чай был именно таким, какой он любил: не слишком горячий, но и не остывший. В блаженстве Геннадий Иванович закрыл глаза.