Виктор Шевцов - Записки оборотня в погонах

Закончив с допросом Гапона, я попросил дежурного привести в следственную комнату Кабана. Тот изобразил на лице улыбку и спросил, что, мол, допросил Гапона. Видит бог, првда всё-таки есть на свете. Это Гапону руку оторвало, которой он шахтёра в «Ромашке» в полёт отправил, а ты мне эа это лапти сплёл! – сказал Гапон. Подожди, разве это не ты был тогда в «Ромашке»?

А как же опознание – растеряно пробормотал я. Кабан уставился на меня, помолчал и недоверчиво спросил, что я действительно не был в сговоре с Миклованом. Какое опознание, какие свидетели, эти ссыкушки одноклассницы Миклована, это он подговорил их дать показания на меня. Помолчал и недоверчиво Кабан сказал:

я думал, ты в курсе. В доле с Миклованом. Потому и рассвирепел на тебя, бросился душить, когда ты сказал про опознание. «Миклован» была кличка участкового с рудника Ленина, кто-то дал ему такое прозвище, насмотревшись модных тогда детективов про румынского комиссара полиции Миклована. Да, похоже, Миклован и тебя обвёл вокруг пальца. Я думал ты подлюга и в курсе, умышленно вешаешь на меня дело. Сам посуди, у меня тогда была сломана челюсть, в какую драку я бы полез. Я начал вспоминать, что действительно Кабан был с «шинами» на лице, нижняя челюсть у него была сломана, Но я так свято верил в свидетельские показания, что старался не замечать сломанной челюсти Кабана.

Мы посидели, покурили. Ну и что будем делать с твоим сроком, спросил я Кабана. А что тут сделаешь, отсижу помаленьку, пусть мне перед богом зачтётся за другие грехи. А Гапона сдать я не могу, он уже и так судьбой наказан.

На следующий день я нашел Миклована и схватил его за грудки. Так это ты умышленно так подстроил, что я Кабану лапти сплёл?

Тот оттолкнул меня и похабно рассмеялся – да на твоём Кабане грехов, больше чем у шавки блох, пусть сидит, там ему и место. За то мы дело раскрыли, «висяка» не навесили.

Судьба Гапона была также незавидной. В суде он бесновался, требовал вызвать консула ФРГ. И на очередном заседании выхватил из-за щеки половинку лезвия безопасной бритвы и здоровой рукой полоснул по «культяшке». Пока конвой пытался наложить что-либо похожее на жгут, он уделал окружающих кровью с головы до ног, а судья от такой картины тихонько упала в обморок.

Но это уже совсем другая история.

.В середине семидесятых годов в милиции еще служили реальные фронтовики и люди не воевавшие, но успевшие послужить в бериевских органах. Одним из таких был некий начальник вытрезвителя Степан К. Отутюженная форма, сияющие сапоги, на груди значок «Ворошиловский стрелок». Отменный и рьяный служака. Среди местного населения пользовался если не уважением, то страхом это точно. Особенно после того, как организовал пьянку, а когда его собутыльники дошли до кондиции, вышел к телефону – автомату и вызвал «медиков». Молодому поколения объясню, что учреждение, начальником которого работал Степан Иванович, называлось «Медицинский вытрезвитель».

Но и на старуху бывает проруха. Подрядил как-то Степан Иванович нескольких бедолаг копать себе погреб. Из числа тех, которые не хотели получать сообщение на работу за свой визит к Степану Ивановичу. Слова такого —коррупция – тогда не знали, поэтому просто дали Степану под зад с престижной должности. Пришлось ему пойти дослуживать на поселок Мировской, славившийся своим контингентом населения. Дело в том, что в то время в бланках протоколов допроса была графа «судимость» У всех – свидетелей, потерпевших. Поэтому при расследовании было очевидно, что это разборки между коллегами. Встретить несудимого на Мировском было трудно. В общем, контингентик населения был еще тот. И для наведения порядка нужен был такой человек, как Степан Иванович. Что он и делал железной рукой.

Поступило к нему как-то заявление от некой гражданки, что её муж, «немчура проклятый» избил её почем зря. Называла она его так, потому что он действительно был этнический немец. Несколько дней пытался Степан Иванович застать злодея то дома, то на работе, но тому удавалось ускользать. Наконец он узнал, что этот фон Эггерт точно на работе. Степан Иванович направился туда. Но когда он подходил к цеху, бдительный немец заметил его, и выскользнул через черный ход. Степан Иванович заметил его, выскочил на пустырь и заорал: «стой, фриц поганый, стрелять буду!» Тот бросился в бурьяны, пытаясь ползком скрыться от правосудия. Тогда Степан Иванович выхватил из кобуры свой верный боевой «макар» и открыл прицельный огонь по врагу. Слава богу, не попал. Немец так перепугался, что его неделю не могла найти ни милиция, ни его верная подруга. Но заявление из подполья на Степана Ивановича все-таки написал. И вот предстал Степан Иванович перед судом офицерской чести. Вяло покаялся и признал, что немного перегнул палку. Замполит его заклеймил, но по ритуалу для протокола нужны были еще хотя бы один выступающий. Я поднял руку и тоже заклеймил и ещё намолол такого, что Степан Иванович укоризненно на меня посмотрел, что это я в «стукачи» записался. Замполит, довольный моей активностью, запричитал: правильно, правильно, а теперь предложи какое наказание за это. Я сказал, что наказание за это должно быть беспощадным – лишить его звания «Ворошиловский стрелок»!