Виктор Шевцов - Записки оборотня в погонах

Ну шо, ты со мной? спросил Толя, понимая, что мне лезть на задержание совсем необязательно. Тем более, что наш водила сослался на приказ, что водителям участвовать в задержании запрещено, не смотря на то, что облачены они были в милицейскую форму. Мол, их дело доставить опергруппу на место и ждать в машине. Так что Толя оставался совсем один, и я конечно, бросить его не мог. Толя предложил такой план. Так как дверь узкая, и вдвоём одновременно мы не протиснемся, первым вбегаю я и сметаю обоих со стульев на пол, потом влетает он, и наставляет на них «пушку» Кой им хрен знать, что она без патронов. Так и порешили. На счёт три я ногой выбил дверь, влетел внутрь и со страшным воплем регбийным приёмом опрокинул обоих вместе со столиком на пол. Толя тоже не подвёл и через секунду мы оба сидели верхом на террористах, заламывая им руки за спину. Отдышавшись и смахнув квашеную капусту с головы, мы приступили к допросу по «горячему следу». Но мужики были так перепуганы силовым задержанием, что кроме блеяния и мычания со своих глоток они ни одного звука издать не могли. Постепенно, когда дар речи вернулся к хозяину, стало выясняться, что подлая баба наврала, и никто убивать её или резать не намеревался, а просто произошла легкая супружеская потасовка, в ходе которой сама Люба надерла чуба своему благоверному, а когда тот в ответ ударил её, решила его проучить и вызвать милицию. Ещё пытаясь изображать из себя жертву насилия, она заорала – а зачем ты хату хотел спалить?

Иван выбежал за сарай, бухнулся на колени возле обгорелого пятна на земле и стал развеивать по ветру золу с криком, это я бумажки с туалета жёг! Постепенно стало выясняться, что все Любины обвинения вздор, и я спросил зачем ты в милиции такого страху наговорила? А по другому вы бы не приехала, шоб Ивана проучить!

.Окончательно ставя точку в споре, она бросила в лицо Ивану: и вообще, у Петра х@й як дровэняка, а тэбэ як кашляну, так и выпадае. Стоявший всё это время молча собутыльние Ивана густо покраснел и забормотал, шо ты кажешь, Люба! Мы с Рекуном посмотрели друг на друга и молча пошли к машине.

Возвращались мы в райотдел забрав замнача после сытого обеда. Я не удержался и глядя на лоснящееся щёки Кузьменка, задумчиво сказал: Да, у Петра х@й, як дровеняка! Пётр Иванович аж подпрыгнул на переднем сидении.

Да я это не про вас, Пётр Иванович, успокойтесь!

Суровые милицейские будни продолжались.

Картина №10. Охота на Кабана.

С воплем «Сука! Мент поганый!» Кабан бросился ко мне и двумя руками схватил за горло. Слыша мой хрип, из коридора прибежал дежурный милиционер по КПЗ, люди из дежурки и с трудом оторвали Кабана от моего горла. Отдышавшись, я прохрипел: «Ты что совсем обалдел, Кабан, на «следака» бросаться!» Но тот только рычал и орал: мент поганый! Я думал, ты человек, а ты оказался таким же козлом, как все! Всё равно убью! Я был потрясён такой реакцией рецидивиста Гладкого по кличке Кабан на мои в общем-то вполне безобидные слова, о том, что я сейчас предъявлю его на опознание свидетелям. В уголовном мире не принято было конфликтовать со следователями. Можно было «гнать» на оперов, патрульных и прочих, но урки в большинстве своём понимали, что следователь только клерк, оформляющий его путь на зону и к его задержанию отношения не имеющий. Наоборот старались сохранить дружеские отношения, понимая, что от следака зависит много разных мелочей, начиная от передач до того, как они опишут их подвиги в протоколе. Но Кабан, для которого это была уже третья ходка, правила знал, но орал благим матом, что не даст провести никакое опознание. Убедившись, что провести опознание добровольно Кабан не даст и страшно злой на него, я пригрозил ему, что опознание всё равно проведу, но сделаю это по фотографии. «Я тебе, козлу, всё. равно лапти сплету». Я провёл опознание Кабана по фотографии, допросил двух свидетелей – очевидцев того, как Кабан ударил одного мужика кулаком в лицо во время танцев на втором этаже кафе «Ромашка». Тот разбил спиной огромное витринное стекло и выпал со второго этажа. К счастью, мужик оказался крепким парнем шахтерской закалки и получил всего – то средней тяжести телесные повреждения, умудрившись ничего не сломать себе, только сильно ушибся. Закончив таким образом расследование по делу я, весьма довольный собой, направил дело в суд, где Кабан благополучно получил свою «трёшечку». Но эта история имела продолжение. Кабан написал аппеляцию, его привезли в суд, ознакомиться с уголовным делом. И до суда его держали в нашем райотделовском КПЗ. В этом же КПЗ в следственной комнате и допрашивал конченного урку по кличке Гапон за незаконное хранение взрывчатых веществ. Случай с Гапоном был тоже весьма необычным. Дело в том, что наш благословенный Кривой Рог был поделен на так сказать, сферы влияния. Одну часть контролировали «наркоманы», другую «генералы», (те кто жил на улице имени генерала Карбышева), третью «культуристы» Совсем уж юные 14—15 летние бандюги называли себя» мультиками» Ну и так далее, всех уже не упомню. И вот Гапон территориально относившийся к «наркоманам», да и ментально бывший таковым, не отказывая себе в удовольствии сожрать пару ложек маковой «соломки», зашёл на территорию «генералов». Встретив Гапона одного на своём поле, те ужасно обрадовались и дружески окружили его, по-видимому, собираясь пригласить на чашку чаю. Но Гапон понял их дружеские намерения по-своему, выхватил из кармана трубочку взрывчатки, поджёг самодельный запал и бросился к ним, выкрикивая на ходу ноту протеста. Те бросились в рассыпную. Гапон погнался за ними, но слишком увлёкся погоней и бомба взорвалась у него в руке. Интересно, что кисть руки Гапону оторвало напрочь, сустав кисти я нашел в 20 метрах от черного пятна на земле от взрыва, когда выезжал для осмотра места происшествия и больше никаких повреждений у Гапона не было. Самого же Гапона я упаковал за незаконное хранение взрывчатки, целый арсенал которой был обнаружен при обыске в его доме.