Тесс Герритсен - Умереть снова

Я продолжаю идти слоновьей тропой. Слоны тоже предпочитают двигаться вдоль берега реки. На ходу я замечаю на тропе и другие следы, которые говорят мне, что этот путь используется самыми разными животными. Это некий эквивалент суперхайвея в буше, все мы идем вслед за слонами. Если этим же путем ходят антилопы импала и куду, то наверняка сюда заглядывают и львы.

Вот еще одна зона убийства, где встречаются хищник и жертва.

Но высокая трава по обеим сторонам от меня тоже таит в себе немало угроз, и к тому же мне не хватит сил проложить собственную тропу в густом буше. Я должна двигаться быстро, потому что где-то у меня за спиной Джонни, самый беспощадный из хищников. Почему я не желала видеть очевидного? Видеть, как один за другим исчезают люди, а их плоть и кости пожирает эта голодная земля. Я была слепа к его игре. Каждый взгляд, которым удостаивал меня Джонни, каждое его доброе слово были всего лишь прелюдией к убийству.

Солнце достигает зенита, а я продолжаю идти слоновьей тропой. Ил засыхает, образуя твердую корку на моей коже, и ее крошки попадают мне в рот, когда я ем вторую энергетическую плитку, но я не обращаю внимания, глотаю песок и все, что там есть. Знаю, что должна беречь съестные припасы, но меня уже мучает голод, и я решаю, что хуже всего было бы умереть с несъеденными плитками в рюкзаке. Тропа снова уходит к реке, и я нахожу лагуну столь черную и неподвижную, что в воде дважды отражаются небеса. Дневная жара заставляет буш смолкнуть, даже птицы затихли. У кромки воды стоит дерево, на котором я вижу десятки странных покачивающихся мешков, они висят, как рождественские шары на елке. В полубредовом от жары, измотанном состоянии я воображаю, что набрела на колонию иноземных коконов, оставленных вызревать здесь, где их никто не обнаружит. Потом прилетает птица и исчезает в одном из мешков. Это гнезда ткачиков.

Вода в лагуне приходит в движение, словно что-то пробудилось в ней. Я отшатываюсь от воды, чувствуя в ней угрозу, которая готовится застать меня врасплох. Отступая в траву, я спиной чувствую холодок этой опасности.

Тем вечером я выхожу прямо на слоновье стадо.

В таком густом буше даже очень крупное животное вроде слона может застать тебя врасплох, и, выйдя из рощи акаций, прямо перед собой я вдруг вижу слониху. Она, кажется, испугана не меньше меня и издает трубный звук, громкий, пронзающий насквозь. Я слишком потрясена, чтобы броситься наутек. Стою замерев, за спиной у меня акации, передо мной – слон, тоже стоит неподвижно. Мы смотрим друг на друга, и тут я вижу мощные серые формы, двигающиеся вокруг меня. Их тут целое стадо, они обламывают ветки, отрывают прутья. Они, конечно, понимают, что я здесь, и перестают кормиться, настороженно оглядывая пришельца, покрытого илистой коркой. Любому из них ничего не стоит меня убить. Свалить хоботом, топнуть массивной ногой по груди – и они будут избавлены от этой угрозы. Я чувствую, что они изучают меня, решают мою судьбу. Потом один из слонов отрывает ветку и засовывает в рот. Один за другим они возобновляют трапезу. Они вынесли вердикт и отсрочили приведение смертного приговора в исполнение.

Я осторожно отступаю в рощу, двигаюсь под защиту громадного дерева, которое возвышается над акациями. Я карабкаюсь по массивному стволу, пока не оказываюсь на высоте, недоступной для слонов, где усаживаюсь в развилке ветвей. Как и мои предки-приматы, я нахожу безопасность на дереве. Вдали воют гиены и рычат львы: предупреждение о грядущей ночной схватке. Со своего высокого места на дереве я вижу заход солнца. В тени подо мной продолжают кормиться слоны, шуршат листвой, топчутся. Утешительные звуки.

Ночь оживает воплями и рычанием. Подмигивают звезды, похожие на кристаллы на черном небе. За выгнутыми ветками мне удается разглядеть созвездие Скорпиона – его мне показывал Джонни в первую ночь. Джонни много чему научил меня, и теперь я не могу понять, зачем ему это было нужно. Чтобы дать мне шанс в схватке, сделать более достойной жертвой?

Я каким-то образом сумела пережить всех остальных. Я вспоминаю Кларенса и Эллиота, супругов Мацунага и блондинок. Но больше всего мои мысли занимает Ричард и то, что было между нами прежде. Я помню обещания, которые мы давали друг другу, ночи, когда мы засыпали обнявшись. Начинаю вдруг плакать по Ричарду, по всему тому, что было между нами, и мои рыдания в этом ночном хоре звуков больше похожи на звериный зов. Я плачу до боли в груди, пока у меня не начинает жечь в горле. Плачу до полного изнеможения, пока совсем не сникаю.