Тиана Веснина: Кровать любовницы

– Ну, да! Да! Признаю. Эта неожиданная угроза женитьбы только подтолкнула меня. Я давно задумал. Понимаешь, простор, горизонты не те. Хочется ощутить полет. А в Ростове, что?

– Так бы сразу и сказал. А то начал юлить. Мне-то чего врать? По идее, я бы все равно должен был уговаривать тебя вернуться, но знаю, что бесполезно. Пока сам не попробуешь, каково провинциалу в столице, назад не поедешь. А когда нахлебаешься, опрометью помчишься на вокзал.

– Но ведь к кому-то приходит успех. Пусть со всеми составляющими его гнусностями. Пусть!

– Заметь, не все могут эти гнусности переварить, и главное, – не всем их предлагают. Ты еще покрутись, поунижайся, позаглядывай в глаза, чтобы тебе предложили вляпаться в какую-нибудь мерзость. Это надо заслужить! Короче, – он посмотрел на часы, – сегодня презентация книги какой-то молодой бабенки. Я приглашен, а точнее, куплен ее любовником, чтобы через прессу оповестить мир о шедевре, какого не бывало со времен Толстого. Что ж, без проблем. Сделаю, согласно выплаченному гонорару. Хочешь, пойдем со мной. Посмотришь, что и как у нас. В принципе, та же возня, что и в провинции, только помасшатбнее и погнуснее, потому что ставки больше. Кстати, если твоя судьба пожелает, то сможет облагодетельствовать в два счета. Там будет Плошкина. Попадись ей на глаза. Понравишься, она тебе обходной лист выдаст. Всех обойдешь, заимеешь кое-какое имя. Ты парень видный.

Саша взял кружку пива и, сосредоточенно размышляя, выпил, не отрываясь.

– А что, много их там в этом листе?

– Да не так, чтобы уж очень, но Плошкина из них еще самая молодая и симпатичная. Ты вообще когда-нибудь трахал старую бабу?

Саша ответил не сразу. Вопрос покоробил его своей прямотой.

– Нет.

– Ну, значит, попробуешь. Ничего. Только уж больно они приставучие и ненасытные. А так – и стол накроют, и нальют, – не пожалеют, – и простыни чистые…

– Слушай, а ты что ж?… – не удержался от вопроса Саша.

– Да. И я. Но беда со мной приключилась. Влюбился в девчонку, сил нет. Голова твердит иди к той, дело прежде всего, а бренное тело нежности хочет, свежего дыхания… Ну и сошел я с дистанции. Потом устроился, сам видишь, неблестяще, но жить можно. К тому же, я не из такой далекой провинции, как ты. Тульская область. Часто в Москву наезжал, сначала знакомствами обзавелся, кое-кому услужил, удружил, на работу устроился, квартиру снял, а уж потом и переехал окончательно и бесповоротно.

Градусов у пива не много, но отвага ударила в голову Аксаеву.

«Да всех, сколько надо. Лишь бы только пробиться!»

После того как Плошкина, известная тележурналистка, взяла интервью у новой звезды писательского бизнеса, ее окружили таким плотным кольцом, что Саше не удалось протиснуться вперед.

Обескураженный, он разыскал своего приятеля, весело болтающего со славной девчонкой. Отозвав того в сторону, поведал о своих затруднениях.

– А ты что хотел? Думаешь, Плошкина первому попавшемуся на шею бросится? Она сначала повыделывается, потыкает тебя мордой…

– Но как она это сделает, если даже не увидит меня?

– Конкуренция! Я же тебя предупреждал, если твоя судьба захочет. Значит, не захотела.

– Как же быть? – в растерянности проговорил Саша и вдруг вскинул голову и врезался с всепобеждающей наглостью в толпу, окружавшую Плошкину.

Он поймал ее взгляд и замер, поразившись толстому слою грима, под которым все равно угадывались далеко не юные черты.

Кто-то потянул Аксаева за руку, оказалось, его приятель.

– Слушай, – шепнул ему тот. – Голый номер. Я только что узнал, Плошкина сейчас вплотную занята каким-то Славиком. К тому же, через неделю она ложится на подтяжку. Так что не трать время.

Вернувшись в гостиницу, Аксаев думал, что повалится на кровать и заснет. Но не тут-то было. Он забывался на четверть часа и, вздрагивая, просыпался. Поворачивался на другой бок, но вновь дрожь пробегала по телу, и он открывал глаза.

«Да-да! Тысячу раз, да! Я сам знаю, что это глупо – надеяться на свои способности, чтобы пробиться в Москве. Но в каждом человеке, несмотря на искушенность в жизни, уживается вера в чудо с его же полным отрицанием. Это сродни вере в бессмертие души».

Он сел на кровати, уперся локтями в колени и свесил голову.

Отчаяние в молодости, – что летний дождь: тучи едва успеют напугать, как солнце уже разгонит их.

Аксаев ступил на опасный и бессмысленный путь противоречия судьбе. Для нее это сплошная забава. Бросит кусок, когда видит, что тот, чьей судьбой ей поручено быть, вот-вот концы отдаст, и смотрит, как жадно он его поглощает и при этом благодарит ее, верит, глупец, что она наконец-то смилостивилась. Она смилостивиться – если доживешь!