Тиана Веснина: Кровать любовницы

Пекарь схватился за сердце.

– Мы с помощником открыли дверцу печи… а там… там… кто-то… Как она туда попала?…

– Что?! – став белее первосортной муки, вскричал, не помня себя, Петр Федорович. – Она?!..

Он выскочил из кабинета и помчался к печи. У дверцы стоял помощник пекаря.

– Открывай! – приказал, внутренне содрогнувшись, Петр Федорович.

– А!.. – он в ужасе отпрянул назад.

На полу печи, прямо у двери, лежал, напоминая собой черно-кровавое месиво, труп Нелли Мутыхляевой, а вокруг стоял чудовищный сладковатый запах горелого мяса.

Секретарь-референт главного редактора журнала «Вечные ценности»

сплетничала с приятельницей и потому, бросив в телефонную трубку: «Слушаю!», ничего не поняла из того, что ей говорил чей-то запинающийся голос.

– Так что вы хотите? Мутыхляева на задании. Соединить вас с главным не могу. Занят.

Наконец она снизошла и попыталась вникнуть в то, что ей старались втолковать.

– Что-что?! Что-о?! Не может быть! – она резко подалась назад, словно кто-то отбросил ее на спинку кресла. – Но как?… А… вы… вы кто? Шестов?… Так она у вас?… Да-да! Сейчас, сейчас… соединяю.

– Что случилось? – нетерпеливо спросила приятельница.

– Нелли погибла.

– Мутыхляева? – у женщины приоткрылся рот, точно она хотела поймать новость не только ушами, но и языком, чтобы, не теряя ни секунды, разнести ее по редакции. – Но как?…

Секретарь-референт подняла плечи и с недоумением в голосе ответила:

– Сгорела…

– Как это сгорела?

– В печи…

– В какой печи? В микроволновке, что ли? – недоверчиво усмехнулась собеседница.

– В которой хлеб выпекают…

– Н-да?… Но как она туда попала?…

В приемную влетел главный редактор:

– Это какой-то ужас!

На четверть часа редакция полностью прекратила свою работу. Сотрудники бегали по этажам, группировались, курили, пили для успокоения нервов коньяк и водку. Первое потрясение прошло, когда кто-то бросил давным-давно затертую фразу, но применимо к данному случаю прозвучавшую невероятно точно:

«Сгорела на работе!» После секундного молчания кое-кто хихикнул, а кое-кто, сохраняя на лице скорбное выражение, сказал:

– Да, собачья работа. Куда только наш брат не вынужден забираться…

– Да-да. Долг журналиста! Всегда и везде…

Но один насмешливый голос не дал настроиться на серьезно-ханжеский лад, бросив:

– А сдобная была тетка…

Перед мысленным взором собравшихся предстала Нелли Мутыхляева: шумная, юркая, говорливая, с неустанно жестикулирующими руками; заносчивая; уверенная в своей непререкаемой правоте; смотрящая с чувством собственного превосходства на основную массу сотрудников; охотно рыдающая по ушедшим в вечность известным личностям; считающая себя за что-то жестоко наказанной судьбой, наверное, за грехи предков, но стойко выносящая за них все удары; ставящая свечи за умерших родственников, забывая при этом о живых, – мертвых любить удобнее.

«Вообще-то она была ничего, – подумал кое-кто, – иногда не отказывалась помочь, но зато потом сто раз напомнит о своей услуге и вытребует сторицей. Ну да, мир праху ее!»

Однако как-то надо было окончить затянувшуюся минуту скорби. Выручила дама из старых кадров. Она основательно вздохнула и сказала:

– Чудесный был человек! – все закивали, некоторые даже издали что-то похожее на всхлип. – Настоящий журналист. Она навсегда останется в наших сердцах.

Дама опустила веки, точно стараясь удержать невидимую слезу.

«Хорошо сказала», – отметили сослуживцы и молча стали расходиться по отделам.

– Сашу Аксаева к главному! – бросила в телефонную трубку секретарь-референт.

– Что? По поводу Нелли? – поинтересовался он, войдя в приемную.

– А хоть бы и по поводу, – в сердцах ответила та и окинула его оценивающим взглядом. – «Действительно, «красив, проклятый». Недаром Нелька…», – она вздохнула и процедила сквозь вставные зубы: – Ну, иди! Чего ждешь?

– Оттягиваю момент получения пренеприятного задания. Я не умею и не люблю писать хвалебно скорбные статьи.

– Ничего, главный научит.

Главный был явно не в духе. Он ходил по кабинету, заложив руки за спину, и повторял, видимо, отвечая своим мыслям:

– Надо… Надо…

− Понимаешь, – бегло глянув на Аксаева, сказал он, – надо написать о гибели Нелли ярко, а не панихидно, с долей радости, что такой журналист работал в нашем журнале.

– Валерий Павлович, – начал с тоской в голосе Аксаев, – я не умею про светлую память. Мое дело – то, что живое и двигается.