Тиана Веснина: Кровать любовницы

– Н-да, – поморщилась Мутыхляева, мгновенно представив себе потный разношенный домашний тапок с соответствующим запахом.

В советские времена, когда разуваться в квартире было в порядке вещей, хозяева предлагали гостям вот такие − как они ласково называли их − домашние тапочки. У Нелли до сих пор осталось то отвратительное ощущение, когда летом приходилось всовывать свои босые ноги в эти заскорузлые, мерзкие тапки.

– В самом деле, этот пирожок чем-то напоминает туфлю, но туфлю с ножки любимой женщины, – с лукавым блеском в глазах проговорил Шестов.

Нелли рассмеялась и надкусила пирожок.

– Божественно!

– А вот наши русские булочки, пирожки, ватрушки, конвертики, вертушки, пампушки, – пододвинул он тарелку.

– Нет, я больше не могу, – запротестовала Мутыхляева.

– Хоть надкусите. Надо! Вы журналист и обязаны досконально изучить то, о чем будете писать.

– Да я бы все съела! Но, правда, не могу.

– А мы не спешим. Еще по чашечке чаю с ромом. Потом пойдем, и я вам покажу нашу кормилицу печь. Собственно, с нее все и началось. Когда пришло время задуматься, куда бы вложить капитал, я решил стать домовладельцем. Обратился к риэлторам, и один, шустрый такой, предложил вот этот дом. Он тогда был в ужасном состоянии.

– Зато сейчас, как игрушечка, – облизывая залоснившиеся губы, вставила Нелли.

Петр Федорович поблагодарил наклоном головы.

– И стало мне жаль его. Ведь он, как говорится, материальная часть нашей истории. Думаю, откажусь − снесут. Внутри тоже картина была еще та, однако кое-где остались фрагменты лепки и даже росписи. Но главное – чувствовался амбьянс, атмосфера. И вдруг в одном из помещений я обнаружил печь. «Как? Откуда?» обратился тут же к риэлтору. Мой вопрос обеспокоил его. Он стал уверять, что избавиться от печи не составит труда. Но у меня почти тотчас возник грандиозный план. А почему бы мне не вложить свой капитал в хлебобулочное производство?! Сколько будет жив человек, столько он будет есть хлеб. К тому же, род мой старинный купеческий. Все мои предки делом занимались. А я собрался в домовладельцы. Ну что мне в этом?! Рутина. А тут! Ну и купил я дом с печью. И словно удачу он мне от предков передал. Теперь по всей Москве мои лавки и хлебопекарни по последнему слову техники устроены, но эту старую добрую печь я оставил такой, как была. Зато хлеб она выпекает самый ароматный, самый вкусный, потому что пекарь работает по старинке, с душой. Сам замешивает тесто, сам раскладывает в формы. Нет, конечно, она тоже автоматизирована, но по сравнению с современными печами ее вполне можно назвать старинной. Вы, я вижу, отлыниваете от дела, – с улыбкой заметил Петр Федорович. – Больше ни кусочка не съели.

– Не могу! Простите!

– А вот мы с вами по маленькой рюмочке коньячка, и пойдем глянем на мою красавицу.

Пригубив свою рюмку, Шестов долгим, бархатистым взглядом посмотрел на Нелли так, что у той захватило дыхание. Щеки раскраснелись, глаза заблестели. Женская сущность захотела тряхнуть стариной. «А что?! Я еще очень и очень ничего. Пятьдесят шесть в наше время – все равно что в 19-ом веке тридцать пять. Самое то будет!»

Безмятежно приятный процесс переваривания булочек был нарушен желанием повалить Петра Федоровича на широкий диван и так его завести, чтобы даже диванные пружины вспомнили молодость и заохали вмести с ними.

Нелли преобразилась. Она начала говорить о своей статье, постепенно набирая обороты. Речь ее становилась все более яркой, быстрой, меткой. Она оживленно жестикулировала, прищелкивала пальцами, щурила глаза и убеждала в правоте своих взглядов Шестова, повторяя: «Самое то будет!»

Петр Федорович, опрокинувший еще пару-тройку рюмочек, уже не столько слушал, сколько смотрел на сдобную грудь своей гостьи. «Полненькая, но еще достаточно свеженькая. Такую булочку, случайно завалявшуюся, во времена социализма можно было без зазрения совести всучить покупателю как вчерашнюю. А живот у нее сильно затянут, и оттого с виду вроде бы еще форму имеет, но когда возляжешь, он под тобой как теплое тесто расплывется… А что? Иногда хочется и такого. Ассортимент должен быть широкий. Вот как захватишь ее тестообразные бедра… сожмешь… – он даже невольно глаза зажмурил, – и прямо в горячую, сдобную натуру… Ух!.. А потом опять можно перейти на диетическое пирожное: на вид привлекательное, а на вкус… Однако и в нем своя прелесть. Но сейчас хочется сдобы!»

Петр Федорович, разгорячившись от желания, встал и хотел подойти к своей гостье, но звонок на его сотовый оборвал Нелли на полуслове.