Анатолий Степанов - В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года

Нижняя полоса ― весь кон, средняя ― половина, верхняя ― выигравший не ставит в следующей партии на кон.

― Семьдесят два! Четырнадцать! Лебеди! Тридцать три! Восемьдесят семь!

― У меня квартира, ― взволнованно объявил Александр.

― Ура советской милиции! ― обрадовался за него Роман.

― Зачем вам выигрывать? Вы отобрать можете, ― сказал Виллен.

― Так интереснее, ― ответил ему Роман.

― Не мешайте работать, ― рявкнул Алик.

Нежная наощупь ветхая материя мешочка, с ядреным скрипом перекатывающиеся под пальцами бочонками, затертые картонки на столе, черные бумажные шторы на окнах, ― все в желтом колеблющемся свете коптилки. Господи, как недавно это было! В войну!

― Семьдесят пять! Шестьдесят шесть! Чертова дюжина! Двадцать семь! Срок до упора!

― Я кончил, ― индифферентно сообщил Яша.

― Сроком до упора кончают особо опасные преступники. Ты ― рецидивист, Яша, ― скрывая раздражение, отметил Александр. Яша поднял на него страдальческие (лото ― не домино, в паузах не поспишь) глаза и ответил лениво:

― Я ― не рецидивист. Я просто выиграл.

― Проверить, ― решил Леша.

― Отец, отец, а обыскать все равно надо, прокомментировал Лешино требование Роман. Проверили. Сошлось. Яша тщательно отсчитывал полкона. Новую партию начать не успели: объявился Константин. И не один. В левой руке у него была сумка, а правой он крепко держал за локоток сияющую Софью.

― Я вам дамочку доставил! ― похвастался Константин.

― Твоя рама чуть меня не прикончила. И не доставил бы, ― укорила его Софья.

― Но доставил! ― возликовал Алик. ― Софа, с твоими формами никакая рама не страшна!

― Ты по-прежнему шутишь пошло, ― жеманно осадила его Софья и увидела Романа. Сказала галантерейно: ― А я с этим товарищем не знакома.

― Протянула Роману руку лодочкой. Роман протянул свою.

― Софка! ― заорал осененный Алик. ― Жених! Вот такой жених! Интеллигентный, молодой и с армянским темпераментом!

― Алик ужасно бестактен, ― сообщила Роману Софья. ― А вы кем работаете?

― Помощником Александра. Милиционером, ― проинформировал ее Роман. Но Алик не дал ему уйти от матримониальных устремлений Софьи:

― Софка, у него отец ― знаменитый профессор. У него квартира четырехкомнатная!

― Зачем ты мне это говоришь?

― Не теряйся. Он ― армянин. А у тебя ― бюст, у тебя ― задница!

― Дурак, ― обиделась было Софья, но по-настоящему обидеться не успела: вошла Роза и приказала:

― Все со стола. Накрывать буду.

Роскошно поджаренная картошка на громадной сковороде. Квашеная капуста под лучком и с подсолнечным маслом в миске. Соленые огурцы прямо в банке с рассолом. Открыли килечку, порезали колбасу и приступили. Прошли первый этап, и Яша спросил:

― Александр, ты Тимирязевского злодея словил?

― Словили. Нам вон Алик помог, ― нехорошо улыбнувшись ответил Александр.

― Он шутит, Яша, ― осторожно сказал Алик.

― Я не шучу. Правда помог. Только вот дальше помогать не хочет.

― Не надо об этом, Саня, ― попросил Алик.

― Надо, Алик, надо. Ты вон Колхознику позвонки разобрал, челюсть в кашу превратил. А он в младенчестве ротиком пузыри пускал, на колеблющихся ножках к мамкиному подолу мчался. Что ж ты его не пожалел?

― Саня, прости меня, пожалуйста, но я не могу.

― Гуманист! ― Ты ― не гуманист, ты чистоплюй.

Все, кроме Романа, ни хрена не понимали, хлопали глазами.

― Саня, ― предостерегающе потребовал Роман.

― Что ― Саня? Что ― Саня?

― Ничего, Саня, ― ответил Роман. ― Переживем.

― Извините меня, ребята, ― еще раз покаялся Алик.

― Э-э, да что с тобой разговаривать, ― Александр махнул рукой. Яша, оценив накалившуюся обстановку, глянул на Софью и отдал распоряжение:

― Сонька, пой!

Софа сходила в соседнюю комнату, принесла гитару с фиолетовым бантом, уселась, кинула ногу на ногу, показав кругленькую коленку, пристроила инструмент между ногами и титьками, запела. Софа за богатого интеллигента замуж хотела, Софа изысканного Вертинского пела:

― В бананово-лимонном Сингапуре,

Где плачет и смеется океан,

Вы брови темно-синие нахмуря...

Константин пробрался к Александру, положил руку на плечо.

― Не злись на Альку, начальник.

― Я не на него, я на себя злюсь.

― Не ври, Санечка, ― встрял в разговор Алик и улыбнулся.

― Обалдуй, ― без сердца уже сказал Александр. Софа пела. Сильно дефонируя, но с неподдельной страстью. Уже больно жизнь, про которую она пела, была хороша.

Во время второго этапа прибежала младшенькая Элеонора, от подружки прибежала, поклевала малость со всеми и пошла спать. Объявился, наконец, и Мишка. Со свиданья, надо полагать: в Лешкином пиджаке и галстуке. Этому налили соответственно небольшим его годам. Он выпил, молниеносно нахватался пищи до отвала, осоловел, расплылся по стулу и улыбчиво щурился на все ― на лампу, на родителей, на разговоры.