Эдуард Хруцкий - Сто первый километр

– Кто просил?

– Мы в Красногорске на механическом заводе работаем. Их шестеро. Целая бригада. Старший у них – бригадир Митяев. А я в отделе снабжения работаю, они просят продать – я продаю.

– Значит, они не блатные?

– Нет.

– А откуда оружие?

– Митяев где-то достал. Он вообще их всех в руках держит. Живут они тихо, не гуляют, копят деньги.

– Зачем?

– Не знаю.

– Давай адреса.

На рассвете в Красногорске взяли банду Митяева.

Они вернулись в управление и начали допрос Смелкова. Он кололся легко. Понимал, что улики неопровержимые.

В мае на бегах Смелков познакомился с Остроуховым. Поставили на лошадок, выпили. Потом в железку сыграли. Толик для дела просадил пару сотен. Поехали в «Аврору», обмыли выигрыш. За столом Смелков сказал, что он и его блатные будут держать мазу за компанию Гарика.

На следующий день все гуляли в Гранд-отеле. Ребята Смелкову понравились. Все из семей богатеньких, значит, и знакомые такие же. Начал поигрывать с ними в железку и карты.

Естественно, обчистил их, как хотел. Они азартными оказались, тащили из дома вещи. Девок своих проигрывали. Гарик, чтобы списать долг, дал хороший навод на квартиру. И тут Толик узнал, что Виктор Тимохин, который держался независимо, в карты не играл, знает Борю Либерзона, сына известного ювелира. Либерзоны были людьми осторожными, посторонних не пускали, дверь открывали только знакомым. Виктор учился с Борей в школе и свободно мог войти к ним.

– Тебе ничего не надо делать, – сказал Толик, – позвони в дверь и скажи, что это ты. Дальше мое дело.

Тимохин отказался, и Толик избил его.

На следующий день Тимохин исчез. Толик забеспокоился.

Фраерок мог вполне заложить его ментам. Остроухов разыскал Виктора на даче. Они приехали к нему мириться, выпили и опять завели разговор о Либерзоне. Остроухов и Минаев готовы были идти брать хату.

Виктор отказался и пошел к телефону звонить в милицию. Тут-то Толик и застрелил его.

В сорок девятом, когда взяли Дремова, он подрался в ресторане и сел за хулиганство. Вернулся через три месяца и работал по мелочи. А тут такое подвернулось! Ребята до денег жадны, если что – их родители всегда слово сказать могут.

Не получилось.

Толик рассказывал все спокойно и деловито. Сидеть в отказе не было смысла. А так – шанс: помощь следствию.

Документы о награждении отличившихся при захвате банды оперативных работников поступили к нему на визу.

Он внимательно прочел их, усмехнулся: «Везет Данилову: начал раскручивать труп стиляги и вышел на Митяева. Везунчик».

Читая официальную бумагу, он злился и не мог совладать с собой. У него должность, положение, но Игорь понимал, что никогда у него не будет того, чем так щедро наделила Данилова сама природа.

Его бывший начальник по-настоящему талантлив. Так, как бывает талантлив художник или писатель. Он еще раз прочитал представление. Выматерился зло и вычеркнул две фамилии, Данилова и Никитина. Потом подумал. И Никитина восстановил. Пусть Данилову будет еще больнее.

Пора было забыть историю многолетней давности. Тем более что Муравьев был тогда полностью не прав. Но именно тогда, шесть лет назад, Игорь впервые испытал чувство страха и стыда. А этого он Данилову не простит никогда.

Муравьев вызвал секретаря, протянул бумаги:

– Отправляйте.

Он закурил и подошел к окну. Из его кабинета видна Старая площадь. Спешил куда-то трамвай, машины сновали, суетились люди.

Игорь затянулся и подумал, что судьбы всех этих людей решают именно здесь. И он один из тех, кто влияет на этот процесс.

В прошлом декабре Никитин вернулся из Москвы, где ему вручали орден «Знак Почета». В райотделе никто не говорил об этой награде, будто ее и не было вовсе, не хотели обижать Данилова.

А он переживал. Понимал, что это глупо и мелко, а все же переживал. Как-никак, а был он офицером. А значит, любил всевозможные отличия, особенно когда получал их за дело.

Зима выдалась на редкость спокойная. Устойчиво шла мелочовка, с которой кое-как справлялись, и даже годовой процент раскрываемости натянули.

Были, правда, три случая поножовщины. Сводили между собой счеты высланные урки, но, слава богу, раскрыли за несколько дней.

Служба шла. И он тосковал по Москве, особенно утром, когда шел на работу по улице, заваленной снегом, мимо вросших в землю домишек.