Нэнси Холдер - Элементарно, Холмс! (сборник)

Они пожали друг другу руки.

Когда репортер из «Пост», молодая женщина с жуткой стрижкой, сделала намек, что Гарго, которого он продал в прошлом месяце, подделка, Декальб подавил отвращение, забрал у нее чашку из костяного фарфора и очень вежливо попросил покинуть кабинет. Его звали Дрю Декальб Ванверден; он предпочитал просто «Декальб». Он не переносил ничьих возражений – и уж тем более не будет терпеть их от «Пост».

Репортерша сумела записаться к нему на прием, сообщив его помощнику, мальчишке по имени Тэд (теперь его придется уволить), что собирается написать о нем статью. Газета имела огромное влияние в мире искусства, а она, судя по всему, сказала что-то вроде: «Это будет продолжение «Артистичной натуры».

Естественно, ее слова подогрели интерес мальчишки. Пару десятков лет назад в «Нью-Йоркере» напечатали статью, в которой назвали Декальба Шерлоком Холмсом мира искусства – она до сих пор оставалась на его веб-сайте, а сравнение доставляло огромное удовольствие.

Однако репортерша осталась сидеть в его мягком викторианском кресле, которое совсем недавно отреставрировали.

– Послушайте, мистер Ванвреден, – проговорила она.

– Ванверден, – поправил он ее слишком быстро и слишком резко.

«Ванврединой» его называли в Манотоки, штат Пенсильвания, отвратительном городке, где он вырос.

– Да-да, Ванверден, – исправилась она.

Декальб сказал себе, что она дразнит его специально, чтобы добиться какой-то реакции, и сразу успокоился. Решив выяснить, чего она хочет, а потом выставить вон, он уселся за стол и кивнул, разрешив ей продолжить.

– Мы считаем, что полученная нами информация правдива, – сказала она. – И что «Удача вора», картина, которую вы продали за… – Она замолчала и наклонилась вперед, выставив в его сторону ухо, словно рассчитывала, что он сообщит ей сумму.

Декальб промолчал. Тогда она снова откинулась на спинку кресла и сказала:

– Неважно. В любом случае мы считаем, что это подделка.

Он чудом сдержался, чтобы не рассмеяться ей в лицо, встал, обошел стол так, что ей пришлось повернуться, и, положив одну руку на бедро, а другую – на раму, остановился около одного из окон в форме арки, выходившего на Мэдисон-авеню.

– Вы уже разговаривали с владельцем картины?

Декальб сознательно не произнес вслух имя Барбары Баден-Шор – Би-Би, как ее все называли, – хотя они могли без проблем это выяснить.

– Еще нет. Но мы получили конфиденциальную информацию.

– Понятно. А картину вы видели?

Декальб оглянулся и увидел, что репортерша начала ерзать в кресле.

– Понятно, – повторил он.

И замолчал. Некоторое время они смотрели друг на друга.

– Я из Сан-Франциско, – сообщила она ему.

– И что с того?

– Мы всегда доводим дела до конца.

Декальб вежливо кивнул – так он, по крайней мере, решил, – но по-прежнему продолжал молчать.

Наконец репортерша что-то пробормотала и подняла потрепанную сумочку с пола.

Декальб прошел через кабинет и открыл перед ней дверь.

– Тэд, зайди ко мне, – приказал он.

Неделю спустя, вернувшись после встречи в «Сотбис», Декальб обнаружил на своем кресле конверт из плотной бумаги. Он так и не подобрал себе нового секретаря, поэтому офис оставался пустым; двери же в его отсутствие запирались, однако конверт самым нахальным образом устроился на кресле, там, где Декальб должен был непременно его заметить.

Он узнал почерк Бинни Мориарти и сразу почувствовал раздражение. Нет, больше чем раздражение. Наглость Бинни была ошеломляющей. В какой-то момент Декальбу это нравилось. Именно нахальство выделяло Бинни среди других его секретарей и заставило Декальба нарушить собственное железное правило: никогда не иметь близких отношений со своими помощниками (а также всегда забирать ключи от квартиры). Глупо, да, но ведь любовь может быть глупой до невозможности.

Он открыл письмо серебряным ножом для бумаг, сделанным ювелирной компанией Роберта Жерарда в 1867 году – подарок самому себе в честь первой проданной картины – подарок двадцатилетней давности.

Внутри лежал тонкий листок бумаги отвратительного цвета морской воды, исписанный резким, корявым почерком Бинни.

«Дорогой Декальб!

Гарго у меня.

Это маленькая часть тебя – ты бы, наверное, так сказал, – и то, что я больше всего на свете хотел получить.

Au revoir,

Бинни»

Декальб мгновенно разжал пальцы – и уронил письмо, точно это использованная бумажная салфетка. Но вместо того, чтобы исчезнуть с его глаз, оно, кружа, опустилось на инкрустированную поверхность письменного стола из драгоценных пород дерева, прямо на стопку приглашений принять участие в ланчах, вечеринках с коктейлями и открытиях галерей. Без секретаря Декальбу приходилось самому на них отвечать, что нравилось ему примерно как покупка сигарет во вьетнамской лавке. Неожиданно ему пришло в голову, что если Бинни написал правду, он больше не получит ни одного из этих жалких приглашений.