Валентин Иванов - Желтый металл. Девять этюдов

— Как будто бы никого не было. Или с работы приходили? Не припоминаю что-то, — объясняла старуха. — Нет, никого у него все дни не было.

Придерживая за ошейник очень крупную дворовую собаку, старая женщина разговаривала негромко, спокойным голосом. Ночное посещение милиции ее не смущало, и Нестеров подумал: «А немало эта бабуся пережила на своем веку…»

Обыск в пристройке, в доме и в других местах не дал никаких результатов.

Нестеров не нашел фотокарточки Брындыка при обыске. Старуха сказала, что ни Арехта, ни она сама никогда не снимались.

— Для паспорта было когда-то, не помню сколько штук. А так — ни к чему. Старик и смолоду не любил сниматься.

— А какой он из себя?

— Да такой, — послушно ответила старуха, — высокий, костью широкий, жилистый, как по-нашему говорят. А с лица не знаю, как описать.

— Полный?

— Нет. Он полный никогда не был.

Обстановка в домике была скорее деревенская, чем городская. В пристройке — топчан, табуретки, самодельный стол. В домике — деревянная сосновая кровать плотницкой работы, такие же деревянные стулья, комод, шкафик. В белье нашлось около трехсот рублей денег.

— Дом мой, — объяснила старуха Брындык, — на мое имя он записан с двадцать девятого года, и сама я его покупала. И эти триста рублей мои, получила их за мои фрукты да овощи, которые сама выращиваю и сама продаю.

— А Арехта Брындык разве живет с вами не общим хозяйством? — спросил Нестеров.

— Он когда даст мне в месяц на хозяйство рублей сто, когда — и не даст, я не спрошу. Я сама себя кормлю, — объясняла старуха. — Он живет в пристройке. В хату попросится зимой месяца на два, пока холодно. Мы с ним, бывает, по неделям слова друг другу не вымолвим.

Нестерову верилось, что она говорит правду.

— А почему же это так? — спросил он.

— А так… Старые. Надоели друг другу давно. Молодым того и не понять. — И старуха спросила Нестерова: — Долго ль будете шарить у меня? И вам и мне спать пора бы.

— Это верно, — согласился Нестеров. — Да у нас служба такая. Вы на нас не сердитесь.

— А я и не сержусь. Служи?те.

Спокойствием, манерой говорить, даже внешностью старая Брындык напоминала Нестерову что-то забытое с детства или виденное в армии, когда его полк проходил южные области в сорок четвертом году.

— А вы откуда будете родом?

— Из курских, с самого края. Мы, как по-старому говорили, водились между кацапами и хохлами — так нас по-деревенски и дразнили «переводнями»; значит, ни в тех, ни в сех.

— А муж ваш?

— Брындык? Он прилуцкий, стало быть — из хохлов.

— Давно вы здесь живете?

— С двадцать девятого. А он позже приехал. Потом в тюрьме сидел — то вы знаете. Долго его не было.

— Я вас вот о чем прошу, — сказал Нестеров, — у вас тут двое наших товарищей останутся: чтобы никто не знал, что они здесь. Соседям — ни слова. И сами со двора пока не выходите.

— Да уж я поняла, — согласилась старуха. — Когда его перед войной брали, дня четыре так сидели. Вы прикажите, хлеб приносили бы, не забудьте… Эх, думалось мне, успокоился старик! Горюшко его. Сказала ему тогда: «Не лезь ты в ихнюю артель». Так нет!

Эти слова насчет артели Нестеров запомнил. Впоследствии знаменитой художественной артелью «Кавказ» занялись внимательно.

Пока же вместо трех человек, обвиняемых показаниями Леона Томбадзе и Антонины Окуневой в скупке золота, нашелся только один — Магомет Абакаров.

В его квартире было описано много ценных вещей, которые могли служить косвенными уликами и быть в дальнейшем конфискованными лишь по решению суда. Был изъят и золотой песок, — около восьмидесяти граммов, оставленных Абакаровым для заказа подарков дяде Сулейману из города К. В дальнейшем, особенно после установления тождества этого песка с золотом-шлихом, расхищенным на Сендунских приисках, эта находка послужила серьезной уликой против Абакарова.

Абакаров тяжело прощался с новорожденным сыном и с красавицей женой, легкомысленную голову и пустое сердце которой, как он надеялся, образумит и свяжет с помощью ребенка. Но был сух, мрачен, спокоен. И ушел из дому, подняв уродливую голову, будто на прогулку.

На допросе Абакаров признал знакомство с Леоном Ираклиевичем Томбадзе, местным ювелиром, признал наличие дяди Сулеймана Ибрагимова, проживающего в узбекском городе К. Но от предъявленного ему обвинения в скупке и перепродаже краденого золотого песка отказался категорически.

Леона Томбадзе он охарактеризовал как враля, хвастуна, парня легкой души и глупого, который просто сдуру может кого хочешь запутать и оговорить.