Алексей Бенедиктов - Гнилое лето

– Да, Сергей, автомобиль не роскошь, – Степанов не без усилий открыл окно.

– По крайней мере, меня никто в коррупции не упрекнет. В связи с мафией.

– Это точно.

– Дмитрий Владимирович, может, заедем ко мне домой? На свадьбе вы у нас не были, а я давно хочу познакомить вас с супругой.

Степанов с удивлением посмотрел на молодого коллегу:

– Начало недели, вечер трудного дня – не лучшее время для знакомства и посиделок. Почему вдруг возникла эта идея? Отвечать сразу и в глаза смотреть, в глаза…

– Честное слово, это так – экспромтом.

– Сергей, у меня, между прочим, есть семья: жена, дочь. Они, между прочим, меня и так редко видят. Ты хочешь окончательно разрушить ячейку общества?

– Дмитрий Владимирович, вы же утром сами сказали, что ваши сегодня на даче и приедут только завтра.

– Точно запомнил, – Степанов расстегнул вторую пуговицу на рубашке. – Поехали знакомиться. Сейчас ты назовешь любимые цветы своей жены. Я куплю ей соответствующий букет, коробку конфет, бутылочку легкого вина…

– Это будет красиво.

– Кстати, кончаются сигареты, и я почти умираю с голоду и от жажды.

Жена Сергея Смирнова где-то задерживалась, и мужчины сами накрыли стол и расположились на кухне. Сергей достал из холодильника бутылку «Смирновской» и пару тоже охлажденных пузатых стопок.

– В такую погоду пить водку… – Степанов сокрушенно покачал головой. – Молодец, что не только бутылку, но и посуду остудил.

– Стараюсь… – ответил хозяин квартиры, разливая горькую.

– Грибочки самопал? – старший опер подцепил на вилку пару маринованных маслят.

– Обижаете, Дмитрий Владимирович. Осенью с женой все своими руками заготовляли.

– Ну что ж, поддержу отечественного производителя… За своеобразие текущего момента.

Сыщики выпили и закусили с большим аппетитом.

– Мой дед, царство ему небесное, из купеческой семьи был. Так он рассказывал, что до революции 1917 года из горячих закусок, любимая у него была такая: на подогретый сухарик черного хлеба с солью и черным перчиком накладывали теплый вареный мозг из трубчатой говяжьей кости. И подавалось это под ледяную водочку далеко не в последних трактирах и ресторанах, – Степанов промокнул губы салфеткой.

– Умели раньше и выпить, и закусить.

– Наверное.

– До 1917 года в стране хоть какой-то порядок был, – совершенно внезапно выпалил Сергей.

– Не знаю, Сережа, я это время не застал, – старший оперуполномоченный не хотел говорить о политике и решил поменять тему разговора. – Твою жену зовут Людмила, и работает она нотариусом. Да?

– Нотариусом и получает раз в пять больше меня.

– О деньгах тоже не будем… Давай лучше просто примем…

– За тех, кто теряет жизнь, зарабатывая на нее? – Сергею Смирнову очень нравился этот тост, который он впервые услышал от старшего коллеги.

– Люблю, когда меня цитируют, – Степанов кивнул. – Давай выпьем за них…

– То есть за нас? – уточнил Сергей.

– То есть за нас, – подтвердил автор тоста.

Сыщики чокнулись, приняли по стопке водочки и на несколько минут молча углубились в трапезу. Через открытое окно с улицы доносился звонкий детский смех.

– Главный уверен: это убийство дело рук именно серийного маньяка, – Степанов аккуратно наполнил рюмки. – Говорит: «спинным мозгом чувствую»… Действительно похоже, что такой ублюдок не остановится. Слишком много в нем злости. Очень большая отрицательная энергия. Когда-то он должен ее снова сбросить. Такие типы после первой жертвы во вкус входят.

– Для них это становится, как наркотик.

– Точно, – кивнул старший оперуполномоченный.

– Сейчас основная наша зацепка – необычный удар в сердце.

– Да, только почему-то никто о таком ударе ничего не слышал.

– И еще, Дмитрий Владимирович, мне кажется, надо круг знакомых жертвы тщательно перепроверить. Никаких следов взлома. Женщина сама впустила кого-то из своих.

– Не факт, что преступник оказался в квартире, зайдя через дверь. Этаж-то второй, прямо под окном козырек навеса, окна без решеток были открыты, двор небольшой, тихий.

– Не днем же убийца через окно залез?

– Маловероятно, но полностью исключить такую возможность нельзя… Да и двери, Сергей, открывают иногда не только знакомым.

– Могла по ошибке и чужому открыть, – согласился молодой опер.

– Если так, то ошибка была на все сто процентов – без вариантов.

– Стопроцентная ошибка? Разве бывают пятидесяти или тридцатипроцентные?

– Ошибка в жизни, Сергей, штука не такая уж простая и однозначная. В философском аспекте эта категория, почти как в криминалистике, требует обязательно проанализировать связь между местом, временем и последствиями случившегося.