Лилия Беляева - Новый русский и американка

На миг я оставила в покое его изнеженные мной мужские прелести и спросила:

— Но почему ты смеешься? От счастья?

— Само собой! — рявкнул он весело и непобедимо. — Надо же, как все удачно складывается: пока меня не хлопнули и ты под боком, такая вся из себя ничего себе бабенка…

Признаюсь, я не все слова поняла тогда, но каждое успела запомнить… И дышала, дышала, с головой уйдя в чудесный омут его «орлиного гнезда», и никак не могла надышаться, и там, из этой его интимнейшей тьмы так нежно, отзывчиво сияли мне в ответ его заповедные яички… И я просила у неба: «О, помоги, помоги мне продлить это невиданное, ослепляющее блаженство!»

И небо услышало меня. Нам была дарована передышка, небольшая, секунд на двадцать, но все-таки… За дверью стихло, никто не бил в неё своими тупыми казенными ботинками, не гремели выстрелы, только с еле слышным шорохом падала мелкая щепа из дырок в двери… И пистолет в руке отчаянного, невыносимо прекрасного «нового русского» лишь слегка дымил, если приглядеться… За эти золотые мгновения мы сумели так глубоко проникнуть в сокровенный душевный мир друг друга, так многое понять друг в друге…

— Я хотел бы, — прошептал он словно бы издалека, все ещё придерживая как бы одним зубом волоски моего лона, — чтобы вместо твоих рук, ног, даже ушей — была бы только твоя… восхитительная… дырочка… много, много дырочек…

— А я бы, — прошептала преданно, самоотверженно и страстно-страстно я, — хотела бы, чтобы вместо твоих пальцев и на ногах и на руках были одни только фаллосы, фаллосы…

Увы, нашей любви не суждено было длиться и длиться. Внезапно в дверь так саданули со стороны коридора, что она рухнула прямо на кресло, где абсолютно беспечно лежал мой невинный серебристо-розовый кружевной пеньюар. На мгновение мне стало его так жаль…

Но за это мгновение дюжие люди в форме схватили моего бесценного «нового русского», и очень быстро он оказался в наручниках. И вот его уже повели прочь от меня… Ужасное мгновение!

И только тут я спохватилась, что забыла задать ему самый важный вопрос, измучивший мою душу. И кинулась следом и душераздирающе крикнула:

— Скажи, скажи, почему ты в тот раз выгнал меня из своей каюты, так жестоко приказал: «Пошла вон!»?

Он повернул ко мне свое прекрасное, мужественное, искрящееся неподдельным интересом лицо с удивительно серыми глазами, крупным чувственным, изысканно изломанным ртом и отозвался как-то напевно:

— А я тебя принял за шлюху. А у меня в койке уже лежали три таких. Боливар не осилил бы четверых!

Его грубо подтолкнули в спину. Но он словно бы не заметил этого и крикнул, глядя на меня жадными, невыразимо чувственными глазами:

— Мне хочется продолжить с тобой наш уик-энд, красоточка! Я, пожалуй, не распробовал как следует все блюда!

— И я… и мне! — прошептала я, с дикой, первобытной ненавистью глядя в широкие, гнусные, тупые спины полицейских, которые никогда ни за что не поймут и не прочувствуют, какое злодейство творят…

И только когда в коридоре опустело, я поняла, что допустила невероятную ошибку: забыла спросить, как его зовут, где его искать… Бросилась следом, но и на палубе уже было пусто, и вообще наш пароход, оказывается, давно причалил в токийском порту, все сошли на берег, и только одна я как былинка на ветру, в помятом повалившейся дверью розово-перламутровом пеньюаре…

Надеюсь, теперь вам понятно, дорогие мои читатели, для чего я взялась писать роман? Правильно, я хочу во что бы то ни стало сыскать моего необыкновенного «нового русского», которому, как я теперь понимаю, и в подметки не годятся ни патентованный супермен Шварценеггер, ни обвешанный мускулами Сталлоне. Могли б они со всем своим апломбом завзятых победителей трахать женщину, разом разбрызгивая с равным успехом огонь и сперму? Убеждена — нет! Поэтому если прежде я старалась не пропустить новые фильмы с их участием, то теперь — всё, хватит тешить себя иллюзиями, когда в настоящей, реальной жизни есть могучий, неунывающий русский, который может всё. Недаром мое тонкое женское чутье подсказало мне ни в коем случае не выпускать его из вида. И теперь я, наконец, досконально узнала, что такое чистопробный, стопроцентный мужчина, и, как мне кажется, достаточно точно описала его. Поэтому очень надеюсь, что вдруг кто-то из вас, дорогие читатели, сообщит мне, где его искать. А вдруг, что, конечно. Менее вероятно, он сам прочтет этот мой роман и отзовется…

Признаюсь, поначалу я вовсе не собиралась становиться писательницей. Тем более при перелете из Токио в Нью-Йорк мне встретился французский дипломат с великолепными усами, и мы с ним, естественно, сразу как-то поняли друг друга и некоторое время провели, запершись в хвостовом отсеке, точнее, в туалете, где было поразительно тесно, но тем не менее… Это ведь только кажется, что я — женщина с характером и способна абсолютно все перетерпеть и не сломаться. Но в те часы мой организм, вероятно, продолжал по инерции жаждать тела «нового русского» и, выходит, перенапрягался уже совершенно впустую, а это ведь очень и очень вредно… Так что тот небольшой секс с французом в стесненных условиях самолетной уборной можно вполне отнести к манипуляциям, необходимым согласно медицинским показаниям.