Николь Нойбауэр - Подвал. В плену

Понадобилось сделать лишь пару звонков, чтобы разыскать брата убитой. Как легко взять след, если понятно, кого вообще нужно искать!

Снежинки ложились на асфальт, поглощая звуки. Когда движение замирало перед красным сигналом светофора, Элли казалось, что она слышит даже тихий шелест снежных хлопьев, падающих на землю. Она спросила себя, понравилось бы ей жить здесь, и тут же ответ пришел сам собой: нет. Здесь приглушались свет и звуки, здесь она шла по широкому тротуару едва ли не на цыпочках, чтобы не нарушать этот покой. Лучше уж жить в турецком квартале.

Хранитель Молчания шел рядом с ней, уставившись под ноги. Его спокойствие возвращало Элли к реальности. Она уже рассчитывала на то, что они передадут свою миссию какому-нибудь духовнику, который принесет весть о смерти, но спокойный голос с гамбургским акцентом в телефонной трубке избавил их от этой необходимости. Брат Розы Беннингхофф сразу спросил:

– С ней что-то случилось?

Они нажали на кнопку дверного звонка рядом с табличкой «Зеефельдт». Его жена приняла их в маленьком кабинете. За комнатой для совещаний на миг открылась дверь в квартиру, и Элли заметила четыре плаща, висящих на вешалке. Женщина сразу прикрыла дверь.

Роза Беннингхофф в конце концов оказалась в Мюнхене. И ее брат оказался в Мюнхене. Она была адвокатом. Ее брат – консультантом по налоговым вопросам. Это было похоже на то, как разделенные близнецы выбирают жен с одинаковыми именами. Элли не знала, совпадение это или они были генетически запрограммированы на то, чтобы отправиться в большой процветающий город и изучать законодательство. Если жизнь настолько предсказуема, то это весьма удручает.

В комнату вошел мужчина и протянул ей руку. Седые прядки пробивались в темных волосах, и все же Элли сразу узнала в нем брата Розы Беннингхофф – по этим невероятным глазам. Голубым, как лед.

– Moin [20] Здравствуйте ( нем., диал. ). ( Примеч. пер. ) . Меня зовут Даниэль Зеефельдт.

Элли хотела сказать ему, что скоро стемнеет [21] Элли послышалось английское приветствие morning (утро), но ее собеседник поздоровался с ней на фризском диалекте, распространенном, в частности, в Гамбурге. ( Примеч. пер. ) , но потом вспомнила, откуда он родом. Из Гамбурга. Ну разумеется.

Он пожал ей руку. Черты его лица были неопределенными, глаза – усталыми. Его старшая сестра убита.

– Добрый день, господин Зеефельдт. Прежде всего хочу еще раз высказать вам искренние соболезнования.

– С этим вы опоздали на тридцать четыре года.

– Вот теперь я не совсем понимаю…

– Тридцать четыре года Рози с нами вообще не общалась. Я ничего о ней не знаю. У нее была семья?

Элли покачала головой, и лицо Зеефельдта слегка омрачилось.

– Почему у нее прервался контакт с семьей, господин Зеефельдт?

– Я не знаю. Тогда я был еще слишком мал, ходил в школу. Рози была уже большой, ей исполнилось двенадцать или тринадцать лет. Вдруг она перестала с нами разговаривать.

– Она поссорилась с родителями?

– Понятия не имею. Мои родители переходили на шепот, когда я оказывался рядом. Я так этого никогда и не узнал.

Зеефельдт откинулся назад и взглянул на потолок.

– Поначалу она еще садилась с нами за стол и молча ела. Потом она ела, только когда рядом никого не было. И это продолжалось не несколько дней или недель, нет, это продолжалось четыре года. Четыре года Рози жила в нашей семье как призрак, пока не съехала. – Он покачал головой. – Можете себе представить, каково было мне, маленькому мальчику: родная сестра проходит мимо меня, словно я пустое место! Несколько лет подряд!

Элли попыталась вообразить себе это, подумала о своем брате, о родителях. Если кто-то из них вдруг перестал бы с ней разговаривать, ее жизнь закончилась бы.

– И вы больше никогда не видели ее после отъезда?

– В глаза не видел. – Он снова наклонился вперед, его глаза блестели. – Я долгое время даже не знал, где она живет. В последнее время я жил всего в двух шагах от нее, и мы все равно не встречались.

– И все же вы контактировали с ней?

– После смерти родителей я освобождал наш дом. Ее детская комната выглядела так же, как в тот день, когда Роза ее покинула. Я разузнал ее адрес в бюро прописки и отправил ей ящик с вещами, приложив письмо.

Элли превратилась в слух. В квартире не было никакого ящика, никаких детских вещей, никаких дневников, плюшевых медведей – всего того, что обычно собирают девчонки в своих комнатах. А в подвале стояли сложенные друг на друга картонные коробки. Что же Роза сделала с ящиком брата? Что произошло в голове женщины, которая хотела порвать с собственным прошлым, когда ей в руки попала такая капсула концентрированного времени? Может, она все выбросила? Наверное, это сразу повергло ее в оцепенение, в шок. Тогда этот ящик должен где-то стоять.