Елена Ударцева - Верхняя Волынь. Кворила. Деревенский детектив

– Охренеть!

Полина быстро оглянулась, но наверху было пусто. Однако как именно выскребать картошку Полина не понимала. Не голыми же руками? Пришлось вылезти и достать из рюкзака коробку латексных перчаток. Полина их берегла, использовала нечасто, но не полезет же она голыми руками. Коробку пришлось положить обратно: Лидия Кирилловна с грохотом и упрекающим взглядом положила на стол совок и резиновые перчатки.

– Что, думала я перчаток не дам? Совсем Мирохина изверг?

– Простите. Я не знала, как попросить.

– Медик, а что говорят ртом – не знает.

Мирохина всучила совок и заняла выжидательную позицию.

– Чего ждёшь? Давай. Я ведро тянуть буду.

И Полина снова спустилась в холодный подпол, надеясь, что управится быстро и не заболеет. Работа оказалась почти не грязной. Полина совком поддевала песок, ссыпала в ведро и передавала Лидии Кирилловне, которая за верёвку вытаскивала наверх. На вскидку ведро весило не менее десяти килограммов. Может, пятнадцать. Мирохина поднимала его не морщась. Врач-терапевт, лучший интерн профессора Тихомирова, была уверена, что эта семидесятидвухлетняя старуха – ведьма. У самой Полины от такого спина отвалилась бы сразу.

После второго ящика молчаливой работы Полина не выдержала.

– Лидия Кирилловна, а можно варенье взять к чаю? Тут есть земляничное.

– Заболеешь – покормлю. Нечего продукт переводить.

– Но у нас повод – очистка гнилостных заражений в подвальных помещениях дома.

– Нет там заражений. И мышей нет. Я дважды в год чищу. Сейчас теплодуйку поставлю, просушу.

– Тут варенье пятнадцатого года. Можно его? Оно же скоро засахарится.

– Засахарится, выкинем. Ты давай, на чужое не зарься. Вон тебе манник с утра передали, его ешь. И вообще прекращай свои городские замашки, а то будешь, как Сашевич, бельмом.

Полина подвисла вместе с совком. Сошкрябанная со дна грязь и мелкие морковки упали обратно.

– Что вы имеете в виду?

– Сашевич приехала когда же? В восемьдесят пятом, кажется, из Узбекистана. В нашей школе русский язык с математикой преподавала. Редкое сочетание. Гуманитарии в точных науках не разбираются. Столько лет тут прожила, а так ни с кем не сошлась. Бирючка. После смерти сына совсем закрылась, только в магазин ходит. А ведь с людьми работала, как ты. Могла уважаемым человеком стать.

Полине расхотелось вычищать ящики. Она здесь всего-то на пять лет, уже меньше. И пока не нашла, с кем можно сдружиться. Со старухой Красковой? С Гариком Мозжугом? Нет. В этом скучном месте можно только спиться за компанию.

– Эй, ведро давай? – привёл в реальность голос Лидии Кирилловны.

Полина зачерпнула совком очередную порцию грязи, но сверху послышались размеренные гудки: врача вызывали пациенты. Полина взлетела по лестнице, отстранив старуху.

– Ты меня слышишь? Кончай бобыльничать, поговори с людьми. Чтоб и в горе, и в радости.

– Со мною и так уже все, и в горе, и в радости.

Полина, стянув перчатки, ткнула в телефон. Полина знала, что домовладелица за её спиной недовольно сжала губы и сузила глаза. Пофиг! Её ждали Кутенковы.

Через несколько минут и право-левых поворотов старый велосипед с ржавчиной затормозил у левой половины колхозного дома. От забора отслоился старший отпрыск Кутенковых, Пашка.

– Зря они вас позвали. Сами виноваты.

Полина уже спрыгнула с велика. Шестнадцатилетний парень деловито припарковал агрегат у пня. Врач на ходу открыла тяжеленный рюкзак. Что ей понадобится? Градусник? Зелёнка? Бинты? Шовный материал? Скорее всего всё вместе: с детьми Кутенковыми на спокойную жизнь рассчитывать не приходилось. Шесть человек разновозрастной детворы навевали ужас на близлежащие деревни. Полина была уверена, что дачники ими пугали своих детей. Кутенковы всегда ходили в ссадинах. Если у них не было бородавок, забытого чирья, распоротого пальца или лёгкого сотрясения – день прошёл зря. Сегодня Полину ждал джекпот!

– Что? – переспросила она Пашку.

– Задницы занозили, чо не ясно? На жердях сидели, в жопы деревяшки вогнались.

Полина сморгнула, не зная, плакать или смеяться. Когда зашла в калитку, поняла, что сдерживаться бессмысленно. Трое младших валялись на солнцепёке на полосатых матрасах. Голые попы белели по сравнению с шоколадным загаром. Дети рыдали. Татьяна, их мать, стряхивала на них мокрое бельё.

– Чёрт вас на конюшню понёс, что ли? Падать-то зачем?

Дети хором ныли, что им больно и больше они не будут.

– Нечего матрасы мочить! Я их не для того из дому вытащила. На просушку! А ну молчать! Вон Полина Всеволодовна пришла, щас как засунет вам в жопы скальпель.