Елена Ударцева - Верхняя Волынь. Кворила. Деревенский детектив

Затем перевязала руку строителю: болгарка сорвалась. Швы держатся, заражения нет. Но ещё один укол от столбняка Полина вколола. После была пациентка с диабетом, двое перенесших инсульты. Женщина уже вставала на ноги, Полина предложила её родным собираться раз в неделю перед администрацией на ОФП. Услышала привычный отказ и снова водрузилась в седло.

Деревня была всё ещё непонятна. С одной стороны – доживающие старики, махнувшие на всё рукой сорокалетние дети, которым водка заменила смысл, брошенные внуки без чистого белья. С другой стороны – фрилансеры и родители ЭКО-поколения. Такие приезжают в деревню ради воздуха, красоты, качественных продуктов. Они фермерствуют, как развлекаются, говорят о Париже и вспоминают поездки в Китай. Видимо, вся разница в выборе. Старая деревня была его лишена: здесь родились, здесь и помирайте. Новая поглядела мир, пообщалась с людьми и знала, куда ехала. Для первых огороды и сортир – каторга. Для вторых – временные трудности, потому что выбрали сами, значит, сами и могут изменить. Именно поэтому Верхняя Волынь была так интересна.

Свежие бревенчатые срубы на три этажа соседствовали со столетними избами, обмазанными глиной, резные рассохшиеся наличники обрамляли пластиковые окна, кирпич рядом с сайдингом, голые блоки напротив аккуратно выкрашенного дерева. Голубые металлочерепичные крыши, рубероидные, шиферные, жестяные. Кирпичные, железные, сеточные, деревянные заборы. Был и один обклеенный рекламными растяжками фильмов десятилетней давности. Сразу ясно, где работал его владелец.

Полина устала. Она оглядела фельдшерскую: ни одной пылинки, стеклянный шкаф закрыт, лекарства в старом холодильнике, добытом Ртищевой. Медкарты рассортированы: умершие и живые. Под стеллажом отыскались бланки, и Полина заполнила медкарты на всех жителей Верхеволынского сельского поселения.

Первые две недели Полина сидела тут. Чинно приходила, надевала белый халат и ждала. Час, два. Со скуки перемыла процедурную и кабинет раза четыре, но никто не приходил. Только Вероника Николаевна и библиотекарша по соседству заглядывали.

Профессор Тихомиров, конечно, не гнушался театральщины, но чувство собственного достоинства своим интернам привил. Врач – это врач, оплот гигиены и здравого смысла. Белый халат давал уверенность в своих знаниях, придавал солидность. Но пациенты не приходили. Заглядывали иногда из любопытства, просили телефон. Полина отвечала, что по адресам не ездит, приезжайте сюда, и оставалась в полном одиночестве. После московской суеты быть запертой в деревенском медпункте было ужасно. Полина начала понимать заключённых в одиночке. Она каждую минуту порывалась набрать родителям, но не решалась их тревожить и писала рыжей Варечке. Поначалу та отвечала охотно, потом бросала «некогда» и отключалась на неделю. Полина её понимала: в Москве слишком много народа, слишком много требований, слишком много проверок, всего слишком много. В Верхней Волыни всего этого не было, зато было свободное время, телефон с интернетом и мысли о Нём.

Полина грозилась оборвать себе руки, прятала мобильный под стопку выстиранных Мирохиной простыней, но всякий раз как Вероника Николаевна звала пить чай, Полина находила себя рассматривающей фотографии Артёма в соцсетях. Она заставляла себя удалить его фото из телефона, и через несколько дней у неё появлялось несколько новых папок с его улыбкой.

В конце второй недели от недостатка движения начала ныть спина. Полина плюнула на наставления профессора и оседлала старый велосипед. Московский ритм жизни не оставлял времени на страдания. Тягучая, медленная деревня их только распаляла. Значит, надо забить свою жизнь делами, чтобы на пустяки времени не оставалось. Полина ездила по деревням, стучалась в каждый дом, оставляла свой телефон, знакомилась с жителями. Теперь в медпункте она почти не появлялась: в случае чего, ей звонили на мобильный.

Полина привычно прилепила «У Мирохиной. Звонить по номеру» на дверь и помчалась к дому.

Лидия Кирилловна Мирохина оказалась дамой весьма запасливой. Она выдала Полине навесной замочек для шкафа с лекарствами и велосипед. Москвичка была ей очень благодарна, но… тосковала по дому. По маминым котлеткам, папиным усам и щебетанию Варечки. Деревня не принесла лёгкости, наоборот – здесь Полина чувствовала себя в тюрьме. Если бы не забор, ограждающий палисад, Полина с удовольствием припарковалась бы в самую гущу элеутерококкового куста. Но забор был, и она прислонила велик к нему, скинула кроссовки и прошлёпала босыми ногами по свежему полу в свою каморку.