Мой внутренний ребенок не унимался. Хотелось, чтобы муж взял меня на ручки и покачал как младенца, утешая и убаюкивая, что все будет хорошо. Миша пристально смотрел, ожидая, когда поднимется пенка и надо будет снять с плиты турку.
– Может, мне поискать другую школу? – робко спросила я, зная наперед Мишину реакцию.
Миша развернулся ко мне спиной, чтобы я не видела, как он закатывает вверх глаза. Я больше года не могла устроиться на работу после института и подрабатывала то нянькой в саду, то мыла пол в подъездах по ночам, то рисовала, надеясь на внезапную славу художника. Муж больше не желал слушать, чтобы я перебивалась непонятными заработками, к тому же мне с трудом удалось устроиться в школу. Нина Петровна месяц отказывалась меня принимать, в лицо доказывая, что я и месяца не проработаю, побегу в декрет, а ей нужна стабильная ставка: держать в штате молодых девиц ей не выгодно. Директриса вообще не церемонилась в выражениях на мой счет.
– Но я там несчастлива, – это был мой последний аргумент. Я уставилась на Мишу с надеждой, что он скажет, ищи что-то другое, моих денег вряд ли будет хватать, но мы просто отложим появление малыша на какой-то срок, пока оба не встанем на ноги.
Муж промолчал. Кофе зашипело и поднялось до краешка. Михаил аккуратно отставил турку с огня, перелил кофе в большую кружку и поставил передо мной.
– Спасибо, – машинально прошептала я и попробовала улыбнуться, уже не глядя на него.
– Тебе надо потерпеть. Не все сразу, ты же знаешь. Наверное, ты опять к себе какие-то завышенные требования предъявляешь, как, впрочем, и к другим, ждешь от людей чуда, или того, что они будут вести себя, исходя из твоих ожиданий.
Я старалась не закатывать глаза и корчить рожу, но Миша знал, как я ненавижу его псевдо психонаучные рассуждения, особенно про то, что надо быть добрее, смиреннее, терпеть по жизни. Это больше походило на проповедь, чем поддержку заботливого мужа и это меня в нем раздражало. Вот он такой добрый и правильный учит меня жизни, а я несмышлёный младенец, который хочет быть счастлив прямо сейчас, не откладывая на неопределенное будущее.
– Ты сама должна делать шаг навстречу. Больше задавать вопросов другим, внимательно слушать. Нельзя отстраняться от людей, а потом требовать, чтобы они полюбили тебя или признали «своей». У кого-то обязательно будет день рождения, поучаствуй, купи подарок, покажи, что заинтересована быть частью коллектива, – Миша продолжал разглагольствовать, я чувствовала, как постепенно закипаю от злости.
– Меня не приглашают! – я отвечала уже срывающимся на плач голосом.
– Приходи без приглашения, не выгонят же они тебя. Просто ты упорствуешь сама, а надо немного перетерпеть эту ситуацию. И с мальчиком тоже надо внимательнее разобраться, что там у него происходит. Скорее всего, ты не в курсе всех обстоятельств в его семье. Узнай, потом делай выводы.
Я схватила раскрытую книгу и прочитала первое попавшееся на глаза предложение: «В нашем веке стреляются потому, что стыдятся перед другими – перед обществом, перед друзьями… А в прошлом веке стрелялись потому, что стыдились перед собой. Понимаете, в наше время почему-то считается, что сам с собой человек всегда договорится».
– Вроде, ты читал это у Стругацких? Ты у них почти все перечитал, сам говорил.
– Давно, по молодости. Сейчас многие вещи открываются по-новому. Согласись, странно, что когда ты думаешь, что живешь в одной вселенной с одними переменными, а оказывается, что у всего происходящего есть другой смысл, что мы что-то большее, чем мы сами. Это кажется таким удивительным, – протянул Миша куда-то вдаль, не особо наблюдая за моей реакцией в этот момент.
– Ты такой милый, когда умничаешь, – рассмеялась я. – Не забудь, сегодня идем к моей маме на день рождения. Вот где понадобятся все твои способности, чтобы ее заболтать, чтобы она ко мне не цеплялась.
– Твоя мать – не такой монстр, как тебе представляется.
«Ангел во плоти опять меня учит», – с раздражением подумала я.
– Ага, – я кивнула и с силой втянула носом аромат кофе. – Вкуснотища!
***
Миша бывал у меня дома, но каждый раз я сильно нервничала, когда он находился в родительской квартире. Не могла отделаться от мысли, что сейчас Миша раскусит меня и увидит, какая на самом деле я никчемная и несуразная. И что мои вечно взлохмаченные волосы, которые я старалась сплести в косу и запрыскать лаком, мои веснушки, которые я усердно замазывала «Балетом», – это все не прикрытие и маска моей детскости, это я и есть – вечно обиженный и глуповатый ребенок-подросток. Боялась, что однажды Миша обнаружит, насколько я ущербна, поэтому избегала визитов к матери, особенно, когда предполагалось, что будет общее семейное сборище.
Читать дальше