Наталья Александрова - Венец Гекаты

Так или иначе, на всю эту бумажную волокиту уйдет много времени, не может же она ездить в этакую даль каждый день птичек кормить? И что они едят? Ленская обреченно вспомнила, что совы едят только живую пищу, а стало быть, нужно добывать где-то живых мышей. Ну уж нет! Друзья и коллеги знают, что у нее, майора Ленской, за внешностью унылой болезненной тетки скрывается железный характер, но живые мыши — это чересчур!

Нога, к счастью, не болела, так что полкилометра от станции до поселка Ленская прошла довольно быстро. Стемнело, но небо оставалось светлым, даже звезд еще не было видно. Фонари в этом поселке горели только на перекрестках, так что Ленская, подслеповато щурясь, все же видела перед собой дорогу.

Дом стоял в стороне, пустой и темный. Ленская иного и не предполагала, очевидно, сотрудники управились до темноты и уехали в город. Что ж, тем лучше, никто не узнает, что она тут была, в противном случае ей не избежать насмешек и расспросов.

Разумеется, совешник был заперт, но Ленская кое-чему научилась у своих бравых подчиненных. Она затратила на возню с отмычкой гораздо больше времени, но все же эффект был положительный: дверь открылась без шума и скрипа.

И сразу же послышалось тревожное уханье и шум.

— Проголодались, — усмехнулась Ленская, — соскучились… Не явится больше ваш хозяин, мышей не принесет. Придется вам на самообслуживание переходить, если не разучились. Ничего, голод не тетка…

Она разговаривала вслух, чтобы подбодрить себя — было очень неуютно в пустом доме в компании голодных хищных птиц.

Однако не в характере майора Ленской было отказываться от задуманного, как уже говорилось, она обладала фантастическим упорством и всегда доводила начатое дело до конца.

В полутьме на нее смотрели шесть пар круглых глаз. Смотрели очень недоброжелательно, можно сказать — злобно. А возможно, Ленской так показалось. Две серых неясыти, мохноногий сыч, сова-сплюшка, ушастый филин и белая полярная сова.

Филин захлопал крыльями и заухал, остальные птицы тоже заволновались, одна полярная красавица сидела смирно и глядела грустно, как царевна Несмеяна в тереме.

Ленская раскрыла клетки, едва успев отскочить в сторону от рассерженного филина, затем распахнула все двери. Птицы и не думали вылетать. Филин нахохлился и замолчал, сыч забился в самый дальний угол, сова-сплюшка прикрыла глаза.

— Вот что, дорогие мои, — сказала Ленская решительно, — надо выбираться на волю. Уж извините, теперь каждый сам за себя. Решайтесь! Я не могу тут с вами до ночи сидеть. И дверь открытой оставить тоже не могу — с меня спросят.

Ленская подошла к клетке белой совы и сказала с удивившей саму себя нежностью:

— Милая, ты же совсем недавно жила на свободе. Неужели все забыла? Смелее, сейчас снаружи темно, твое время. А за ночь ты успеешь улететь далеко и очень скоро доберешься до своей любимой тундры. Ну же, решайся!

Сова не шелохнулась. Две серые неясыти переглянулись и переступили лапами. Ленская вздохнула и вышла из совешника.

Во дворе, как уже говорилось, не было ни кустика, ни клумбы, ни деревца, он был покрыт каменной плиткой. Скамейки тоже не было. Ленская прислонилась к стене сарая и стала ждать.

Через некоторое время за дверью послышались шорох и цокот — сова неуверенно преодолевала порог. И вот Ленская ощутила на своей щеке дуновение ветра, и на фоне светлого еще небе мелькнула тень огромной птицы — полярная красавица решилась первой. Следом в дверь вылетела пара неясытей, мелькнул сыч, за ним сова-сплюшка, и наконец показался филин. Он далеко не улетел, уселся на заборе и поглядел на Ленскую очень недовольно.

— Дело твое, — сказала она тихонько, — можешь тут хоть до утра сидеть, я ухожу.

Филин ухнул сердито и отвернулся, как будто затаил на нее обиду. Ленская захлопнула дверь совешника и закрыла за собой калитку теперь уже точно пустого дома.

Пока она возилась с совами, совсем стемнело, и дорога различалась с большим трудом. Ленская побрела к станции, стараясь не споткнуться и не свалиться в грязь. Удивительное дело, вроде бы дома вокруг стояли добротные, и проезжали к этим домам дорогие машины, а улица в поселке осталась, какой была давно, когда брели по ней вечером коровы, ездили телеги и хозяйки переговаривались через забор, обсуждая чью-нибудь жизнь.

На улице не было ни души, дома стояли в глубине участков, и свет от них не достигал дороги. Ленская шла в полной тишине, едва замечая в темноте силуэт заборов, как вдруг услыхала сзади звук шагов.