Владимир Двоеглазов - Ищу комиссара

Старик усмехнулся:

— А они говорят, что, мол, дело вам передали, в райотдел…

— Кто говорит? Конкретно.

— Желтов.

— Нет, — сказал Шабалин. — Это дело нам ни к чему. У нас и своих хватает.

Старик помолчал, затем сказал:

— Что ж, вам виднее, конечно…

Редозубов, пораженный известием, что хозяину комнаты, выглядевшему дряхлым стариком, всего лишь сорок четыре года, старался вспомнить, не слышал ли он о нем чего-нибудь раньше. Шабалин же, не подавая вида, был сейчас в крайней степени раздражения.

Этот снегоочиститель, с которого мальчишки неделю назад сняли несколько приборов, был уже предметом разговора с заместителем начальника линейного отделения Желтовым. Желтов настаивал на том, что снегоочистителем должен заниматься райотдел, так как машина в момент совершения преступления стояла на леспромхозовских путях. Но, во-первых, снегоочиститель принадлежал железной дороге, во-вторых, ободрали его явно детки железнодорожников, взятые на учет в детской комнате линейного отделения, в-третьих же, была договоренность на уровне начальников, что это дело линейный отдел возьмет на себя. Желтов, однако, продолжал гнуть свою линию. И вот уж во все перипетии был посвящен даже Якимов, бывший поездной вор, разбирающийся в подведомственности, подследственности и территориальной принадлежности уж никак не хуже самого Желтова. Если б речь шла хотя бы о трупе или о другом серьезном происшествии, а то анекдот, пустяковое дело, выеденного яйца не стоит, к тому же почти раскрытое, неделю переталкивают, как волейбольный мяч, из райотдела в линейный отдел и обратно. «Переработался! — зло подумал Шабалин о Желтове. — Девять преступлений в год, причем одна мелочовка — что там крадут в поездах: полушубки да сумочки, да раз в три месяца хулиганство на перроне, — и еще от снегоочиста отталкивается руками и ногами!.. Ну погоди, я на тебя „телегу“ напишу в ОТМ [16] ОТМ — отдел транспортной милиции. , там с тебя стружку снимут!..»

— Ладно, — сказал он. — Мы ведь к тебе знаешь зачем приехали?

Старик смял окурок, сунул под отворот валенка и равнодушно спросил:

— Зачем?

— А ты догадайся, — сказал Шабалин. Старик пожал плечами. — Ты подумай, — настаивал Шабалин. — Подумай. Мы не спешим.

Старик прокашлялся, закурил новую папиросу, предложенную Шабалиным, помолчал еще и, наконец, ответил:

— Шкурки ищешь.

— Во! — обрадовался Шабалин. — Я ж тебе говорил: подумай. В самую точку!.. Скажу больше: если ты мне один раз поможешь, я тебе десять раз помогу.

Старик вскинул на Редозубова глаза и спросил:

— Дружинник?

— Ни в коем случае, — ответил Шабалин. — За кого ты меня принимаешь? Новый инспектор.

— А-а, — сказал старик. — Лидера нет.

— Лидера нет, — согласился Шабалин. — Маху я тогда дал…

Старик повторил:

— Лидера нет.

— Да черт с ним, с Лидером! — сказал Шабалин. — Не о нем речь.

— Не об нем? — сказал старик. — А об ком же?

— Ты что? — удивился Шабалин. — Пьяный, что ли?

— Да нет, — ответил старик. — Давно уж живу без подогрева… Но Лидера нет.

Во второй раз Игорь встретил ее далеко не случайно. Он свернул в пыльный, застроенный старыми домами тупиковый переулок и, проехав метров пятьдесят, остановился, выбрав зеленый бугорок на обочине рядом с деревянным тротуаром. С этой точки он хорошо видел покосившееся двухэтажное здание, обшитое голубыми плашками в виде «елочки». В здании, стоявшем в самом конце переулка, раньше помещался весь комбинат бытового обслуживания, теперь же располагалась лишь пошивочная мастерская, возглавляемая бессменным Липатием Львовичем Ветцелем.

Был уже самый конец августа. Игорю до начала занятий в школе оставалось всего два дня; и вот в эти последние дни, чего в прежние годы не случалось, установилась такая духота, что на озере вновь возобновились купания. Правда, теперь семь километров до озера приходилось преодолевать пешком по лесной тропинке: единственную лесовозную дорогу, по которой можно было туда проехать, перекрыли шлагбаумом со сторожем — дорогу готовили к зимней эксплуатации.

Он взглянул на свои электронные часы и понял, что приехал рано: было лишь 17.10, а рабочий день в мастер-скоп заканчивался в шесть. Лучше всего, как подсказывал разум, развернуться и сгонять куда-нибудь на полчаса, вместо того, чтобы торчать здесь на бугре, на виду у всего переулка. Но уехать он не мог, до боли в глазах вглядываясь в покосившееся здание с заколоченными горбылем лоджиями. Из мастерской выходили какие-то люди; все они спустя несколько минут, проходя мимо, пялились на Игоря и на его мотоцикл. Знакомых среди них, правда, пока не попадалось, но стоять здесь, на всеобщем обозрении, все равно было невыносимо. К нему уже приглядывались, подойдя к калиткам, жители близлежащих домов. К тому же нещадно, даже к вечеру, пекло солнце.