Владимир Двоеглазов - Ищу комиссара

— Это твоя сестренка, мальчик? Как твоя фамилия?

Ни у Киры, ни у Васьки не было эваколистков: их внесли в общий список; а поскольку еще до Ярославля из вагона выгрузили пятнадцать трупов, у которых нельзя было спросить фамилий, то никто и не знал теперь, кто умер, а кто остался в живых, тем более, что многие пяти-шестилетние дети их просто не помнили. Васька, конечно, помнил свою фамилию, но и теперь, тридцать с лишним лет спустя, не смог бы объяснить, что заставило его скрыть ее от врача, которому, в общем, было это безразлично. И добро бы еще он назвался фамилией Киры — Александров, это имело бы какой-то смысл, поскольку врач, по-видимому, хотел для очистки совести убедиться, что они брат и сестра, и пускай едут вместе. Васька сам не понимал, что заставило его назваться фамилией (или кличкой) человека, которого он не запомнил даже в лицо, но он сказал:

— Лидер!

— Лидер? — рассеянно переспросил врач и еще раз просмотрел список. — Тут даже и фамилии этой нет… Учет поставлен из рук вон… Впрочем, все равно… Сделайте девочке камфору… и глюкозу, если осталась… И пусть едет…

Покачиваясь от усталости, врач повернулся и двинулся дальше по вагону. Молоденькая, со слезами на глазах медсестра, разогрев в ладони ампулу с камфорой, набрала шприц и подошла к Кире. Кира безропотно разрешила сделать себе укол, но Васька вдруг почувствовал, что скамейка под ним мокрая… У Киры был голодный понос. Боясь, чтобы не заметила медсестра и не вызвала снова носильщиков, Васька обхватил девочку за плечики и прижал к себе, пока сестра, пряча шприц и смахивая с длинных ресниц слезы, не отошла.

А между тем во вновь составленном списке эвакуируемых, следующих в Сибирь, появилась новая фамилия: Лидер.

…Несколько лет спустя старший оперуполномоченный Собко послал в Ленинград требование. Ему ответили, что в картотеке Ленинградского уголовного розыска действительно числится преступник по кличке Лидер, 1918 года рождения, пропавший без вести при невыясненных обстоятельствах в июне-июле 1941 г. Разумеется, бывший детдомовец Васька не мог быть тем самым Лидером, да и тот Лидер не мог быть родственником Ваське: ведь Лидер — это только кличка.

…В вагоне было тепло, ноги постепенно оттаяли, и Лидер не заметил, как задремал под шум новогодней компании…

— Гражданин! А гражданин! — тряхнули его за плечо. Лидер вскинулся. Перед ним стояла проводница с веником в руке. — Гражданин, вы из какого вагона?

— Я?.. Я… из этого…

— Из моего? Где вы сели?

— Я?.. Я… в Нюрине…

— В Нюрине? В Нюрине ко мне никто не садился! Вы что-то путаете, гражданин!

Лидер попытался что-то еще сказать, но громкая хоровая песня, донесшаяся из третьего купе, заглушила все, даже перестук колес. Когда хор рявкнул: «…горбушку — и ту пополам!..», нервы проводницы не выдержали. Швырнув веник под лавку, на которой сидел Лидер, она исчезла. Лидер успел понять, что проводница метнулась не в сторону компании, а сюда, в нерабочий тамбур, то есть, возможно, в следующий вагон за бригадиром или… Куда она ушла?.. Зачем?.. За кем?..

Лидеру казалось, что после ухода проводницы прошло не более двух-трех минут. Что делать?.. Где сейчас поезд?.. За окном была беспросветная темень. Лидер схватил шапку и вскочил; в узком зеркале над лавкой мелькнуло его небритое черное лицо; в ту же секунду хлопнула, защелкиваясь, дверь; между тем со стороны нерабочего тамбура никто не появлялся, и Лидер понял: дверь запирают на ключ!.. Наконец мимо купе шмыгнула, словно мышь, проводница; Лидер бросился на выход, нащупывая в кармане ключи, — и носом к носу столкнулся с… милиционером. Это был молоденький младший сержант в шинели с парадными золотыми погонами, надетыми, должно быть, в честь Нового года. Поигрывая связкой поездных ключей, младший сержант с интересом смотрел на Лидера.

Младший сержант Бодрызлов, тот самый, что опрометчиво блеснул перед Басковым «железнодорожным» патриотизмом, заявив, что «ни за какие коврижки» не пошел бы служить в территориальные органы, не очень огорчился тем обстоятельством, что новогоднюю ночь предстояло провести в дороге. Вернее, даже и не всю ночь. Маршрут был не до конца, до Оби, а только до скрещения — далее 282-й пассажирский должен был следовать в сопровождении начальника линейного поста станции Тургинской, а во-вторых, 293-й — встречный почтово-пассажирский, на котором сержант должен был возвратиться, — прибывал в Верхнюю Кунду в 23.45 — без четверти двенадцать — то есть практически к Новому году Бодрызлов был бы уже, считай, дома.