Марк Фурман - Концерт в криминальной оправе

— Дом супротив Рождественского мне не по карману, — отшучивался Баженов. — Да и нет вблизи каких-нибудь зданий. А вот палатку за оградой, это да, раскинуть на недельку вполне возможно. Чуешь, Игорек, мысль? Давай присоединяйся, и в начале августа уйдем в Робинзоны.

Пока же, усталый и счастливый ощущением сделанного за день, Трофим Сергеевич к вечеру возвращался домой из Суздаля. Поздно совмещал обед с ужином, часок отдыхал, просматривая газеты или читая что-то легкое, детективное. Потом вставал к мольберту.

Обычно он доделывал то, над чем трудился накануне, и так — до полуночи. Спешка, фактически потогонная работа, была вполне объяснима: в начале осени во Владимире предполагалась очередная выставка, пожалуй, наиболее представительная за те сорок лет, что он занимался этим делом.

В мечтах и не безосновательных, будущими весной, летом Баженов видел себя в Европе. Пара-тройка стран, где его знали — Германия, Австрия или Швейцария и, конечно же, Франция. Она — как благодарность Моне. Потом можно попытаться махнуть через океан в Японию, ведь и там, не без успеха, он выставлялся ровно десять лет назад…

Поднявшись на пятый этаж, Трофим Сергеевич решительно нажал кнопку звонка. Дверь открыл Захар Андриевский, тоже художник, почти ровесник Баженова. Удивленно взглянув на соседа, хозяин посторонился, пропуская его в прихожую.

— В трудах? — шепотом спросил Баженов. — Знаешь, Григорьич, у меня незадача, так уж случилось…

— Никто не спит. Говори громче, Трофим, не стесняйся. Да что мы с порога, — Андриевский, выглядевший словно буддийский монах, в пестром фиолетовом халате и сванской шапочке, живописно возвышающейся на крупном загорелом черепе, повел его на кухню.

«Верно, только от мольберта!» — завистливо прикинул Баженов, все более укрепляясь в желании попасть домой. Он вновь непроизвольно потер ладонями кончики пальцев, ощущая зуд в руках, нечто схожее с досадой ребенка, которого лишили любимой игрушки.

— Давай-ка, Захар, поищи крепкую веревку, — попросил Трофим Сергеевич. — Требуется не очень длинная, десяти-пятнадцати метров хватит. Ты придерживаешь конец, я мигом спущусь к себе на подоконник. Окно у нас ведь открыто, — сбивчиво, скороговоркой он начал объяснять свой план ошеломленному соседу. — Дверь в квартиру захлопнулась, а тут всего ничего, каких-нибудь пару-тройку шагов вниз. Я ведь занимался когда-то альпинизмом, навыки, похоже, еще не пропали.

Узнав о его намерениях, Захар Григорьевич разволновался, снял сванку и вытер ею вспотевший лоб.

— Ну, ты даешь, Трофим! — возмутился он. — Годы твои, старик, не те. И главное, из моего окна! На ночь идти действительно поздновато, переночуй у нас, а с утра решай проблемы.

В кухню, где разгорался спор, вошла жена Андриевского, Наталья Брониславовна.

— Что, мазилы, полуночничаете? Решили сообразить или краски друг у друга выпрашиваете? — шутливо спросила она. Однако, уяснив в чем дело, тоже высказалась против.

— Нет и, конечно же, — нет! Вот в прошлом году на репетиции «Мастера и Маргариты» наш Лепетухин с пятиметровой высоты сорвался. Это при страховке и не в вашем, пардон, соседушка, возрасте. Так в двадцать четыре года двойной перелом ноги и ушиб позвоночника. Оставьте эту забаву, мужики, давайте лучше чай пить.

— Или что покрепче для снятия стресса и здорового сна сообразим, — оживленно предложил Андриевский.

— От чайку не откажусь, — примирительно сказал Трофим Сергеевич. И тут же, внаглую, соврал: — Я газ на кухне, уходя, не выключил. Кастрюля с курицей на малом огне. На завтра, если не попасть, оставлять как-то опасно. И потом, тут от вас до моего окна каких-нибудь пару метров по прямой. Для альпиниста, пусть и бывшего, сущие пустяки.

После чаепития, поняв, что Баженова не переубедить, возможно, и «курица на малом огне» прокудахтала свои доводы, стали искать подходящую веревку. Таковая оказалась на балконе, на вид прочная, толщиной в целый сантиметр. Еще минут пятнадцать ушло на подготовку необходимой страховки. В качестве противовеса тощему Баженову решили использовать двухпудовую гирю сына Андриевских.

Встав на подоконник спиной к распахнутому темному проему, Трофим Сергеевич взялся за веревку, охватил ее коленями и шагнул в пустоту. Босые ноги коснулись теплой, еще не остывшей от дневного зноя, стены. Медленно переставляя носки, он двинулся вниз. К его удивлению, стена оказалась не шершавой, абсолютно гладкой. Внезапно он почувствовал, как тело отклоняется от прямой, вибрирует маятником, а веревка закручивается в руках. Достигнув нужного уровня, Баженов увидел, что рамы окна почти сомкнуты, оставляя промежуток сантиметров в пятьдесят, его он не разглядел с земли. Сжавшись в комок, он метко ударил ногой по ближней створке. Послышался звон разбитого стекла, голоса сверху, чей-то крик внизу: — Воры с крыши лезут! Петька, беги, вызывай милицию!