Дик Фрэнсис - Ради острых ощущений

Но мне пришлось выпить всю чашу до дна. На протяжении всего долгого пути от комнаты Элинор до входной двери, всех этих нескончаемых лестниц и запутанных коридоров, каждый мой шаг сопровождался внимательными женскими взглядами. Это было унижение, которого мне никогда не забыть. А может быть, с отчаянием подумал я, человек привыкает даже к тому, что его ведут через толпу в наручниках, если это случается довольно часто. Когда привыкаешь, перестаешь реагировать… Сейчас это было бы кстати!

Хорошо хоть, мне удалось ни разу не споткнуться, даже на ступеньках, что в прямом и переносном смысле спасло меня от окончательного падения. Когда меня наконец впихнули в стоявшую внизу полицейскую машину, она показалась мне тихой пристанью и раем небесным!

Меня посадили впереди, между двумя полицейскими. Вел машину темноволосый.

– Уф-ф, – сказал он, сдвигая на затылок фуражку, – эти уж мне девицы…

Лицо у него было красное от смущения, на лбу выступили мелкие капли пота.

– А этому хоть бы хны, – заметил рыжий, садясь между мной и дверью и вытирая шею платком. – Силен парень.

Я сидел, уставившись в окно, следя глазами за пробегающими по бокам огнями Дарема, и думал, что лицо человека и впрямь создано, чтобы скрывать его мысли. Весь кошмарный путь по колледжу был для меня пыткой, а они этого не заметили… Значит, долгие месяцы практики, когда мне приходилось маскировать свои чувства и мысли, не прошли даром – мое лицо автоматически сохраняло равнодушное выражение. Что ж, пожалуй, эта привычка еще сослужит мне службу в ближайшие несколько часов, а то и дней.

Остаток пути я посвятил размышлению о том, что я попал в неприятный переплет и выпутаться будет не так просто. Ведь я же действительно убил Эдамса! К тому же ко мне отнесутся не как к солидному уважаемому гражданину, а как к убийце и подонку, норовящему уйти от правосудия. Меня оценят согласно той роли, которую я добровольно взял на себя, и оценка эта, боюсь, окажется очень низкой. Тут уж ничего не поделаешь. Понятно, что я продержался у Хамбера восемь недель не только благодаря своему оборванному виду. Если Эдамс поверил в то, что я подонок, поверит и полиция – живые доказательства этому сидели с двух сторон от меня, с подозрением следя за каждым моим движением.

Рыжий не сводил с меня глаз.

– А он не слишком разговорчив, – отметил он после долгого молчания.

– Небось есть о чем подумать, – саркастически поддержал второй.

Собственные преступления Эдамса и Хамбера никак меня не оправдывали. Я заерзал на сиденье, наручники звякнули. Где те легкомыслие и беспечность, с которыми я когда-то отправился в Слоу в своем маскарадном костюме?

Впереди виднелись огни Клейверинга. Темноволосый посмотрел на меня с плохо сдерживаемой радостью – дело сделано, преступник задержан. Рыжий прервал затянувшуюся паузу, в его голосе было слышно такое же удовлетворение.

– Он будет гораздо старше, когда выйдет из тюрьмы, – сказал он.

Хотелось надеяться, что его прогноз не оправдается. Однако я прекрасно понимал, что продолжительность моего заключения будет всецело зависеть от того, насколько убедительно я смогу доказать убийство в целях самообороны. Недаром мой отец был юристом!

Следующие несколько часов прошли как в страшном сне. Полицейские Клейверинга были ожесточившимися циничными парнями, в меру своих возможностей пытающимися сбить растущую волну преступности в шахтерском районе с высоким процентом безработицы. Мягкость не фигурировала среди их методов обращения с преступниками. Очень возможно, что каждый из них в отдельности любил жену и баловал детей, но даже если это было и так, они сохраняли доброту и человечность исключительно для внеслужебного пользования.

Без работы они, похоже, не сидели – все здание полицейского участка гудело от хлопанья дверей, торопливых шагов и громких голосов. Меня, все так же в наручниках, таскали из одной комнаты в другую, задавая отрывистые вопросы и нетерпеливо отмахиваясь – «потом, сейчас не до него, займемся этим ночью».

Я с тоской думал о горячей ванне, мягкой постели и пригоршне аспирина. Но моим мечтам не суждено было сбыться. Ближе к ночи меня усадили на стул в ярко освещенной комнатушке с голыми стенами, и я рассказал, как я попал к Хамберу и почему убил Эдамса, подробно описав все события последнего дня. Они не поверили ни одному моему слову, и их можно понять! Мне тут же было предъявлено официальное обвинение в совершении убийства. Все мои протесты остались без ответа.