Лариса Соболева - Петля Афродиты

– Но следователь подозревает мою мать…

– Знаю. Слышал. Задумался, конечно: а вдруг и правда убил не Болотов-старший? Допускаю также, что и следак мог ошибиться, поэтому я решил разобраться. Сам. Мне пустые жертвы не нужны, я же не зверь. А нужен один-единственный человек, тот, кто убил Инну. Хочу знать наверняка. И узнаю. Ты по-любому пригодишься.

– И что потом будет?

– Убийце башку оторву, а тело скормлю собакам.

Про себя Марьяна признала: да, этот может и голову оторвать драконьими лапами без наркоза, и труп кинуть своим замечательным собачкам. Сейчас главное – самой успокоиться, прийти в себя, потом усыпить бдительность тюремщика и после этого благополучно сбежать. Но Прохор, телепат чертов! Да, прочел мысли Марьяны, натянул улыбочку и по-доброму предупредил девушку:

– Не мечтай смыться, тебя не выпустят собаки. А ночью я выпускаю еще одного пацана, мои собачки тебе покажутся болонками по сравнению с ним, перекусит пополам – только так. После его клыков тебя вряд ли спасут – «Скорая помощь» далеко, сама видишь. Учла? Молодец. Ну, ладно, – поднялся Прохор. – Располагайся, осваивайся… Туалет и ванная в доме на первом этаже, вещи в шкафу чистые, можешь их брать.

Еще чего – чужие тряпки Марьяна сроду не надевала и не наденет. Он вышел, а она как сидела, так и упала спиной на кровать. Впору разрыдаться. И только решила всплакнуть над своим бедственным положением, вернулся Прохор:

– Извини, есть еще условия.

Она приняла сидячее положение, глядя на тюремщика исподлобья, не удержалась, съехидничала:

– Надеюсь, ты не потребуешь отгонять мух от тебя, когда спишь, или исполнять танец живота?

Ну и уставился он на Марьяну – словно бык на тореро перед тем, как распороть рогами ему живот. И с этим мужланом ей предстоит жить в одном доме неизвестное количество дней? Непроизвольно она поежилась. Прохор ответил абсолютно серьезно, отчего состояние Марьяны ухудшилось:

– Неплохая идея. Мухи уже спят, отгонять нечего, остается танец живота… Я подумаю.

Вот дура-то! Сострила на свою голову и теперь сама себе не рада. С него ведь станется, запросто заставит крутить бедрами перед его мордой.

– Я живу с бабушкой, – продолжил он, – у нее слабое здоровье, так что не вздумай сказать, что Инны больше нет. Это табу. Инна уехала работать за границу. Усвоила?

– Да кто ты такой, черт возьми? Кто тебе Инна? Жена, что ли?

– Сестра. Родная сестра. А у тебя вульгарные представления о людях и их отношениях… Интересно, с какой стати я терпел бы Инну-жену в качестве любовницы твоего отца? Думай хоть иногда, что говоришь. Впрочем, в вашей среде давно нет ни морали, ни норм, ни мозгов, вы все там – один большой серпентарий. И второе! – Прохор поднял указательный палец вверх, собираясь сказать нечто наиболее важное. – Для бабушки ты тут на правах… гостя. Точнее, моей невесты. Это мое требование. Поняла?

– Мы что, должны целоваться-обниматься при ней?

– Радикальных мер я не требую, к тому же тебя поцеловать – все равно что ядовитую змею. Отравишь. Бабушка приедет завтра, у тебя есть время подготовиться психологически.

– Дай хотя бы телефон, я позвоню отцу и скажу, что со мной все в порядке.

– Обойдешься. Он тоже.

Засим Прохор закрыл дверь с той стороны. Марьяна легла на кровать, свернулась калачиком, как в детстве, и просила у Бога сил, терпения и удачи, хотя никогда верующей не была, да и ни одной молитвы не знала. Но в этих обстоятельствах надежда осталась лишь на небеса. Призрачная надежда.

Богдан Петрович жил один в четырехкомнатной квартире, считавшейся во времена молодости его родителей большим достижением. Она и досталась ему от мамы с папой. На собственное жилье он, простой доктор из обычной детской поликлиники, рассчитывать не мог, не давали, а зарплата не позволяла приобрести жилье. Но Богдан Петрович не простой доктор, а очень-очень хороший. С переменами в государстве пополнилась армия посредственных специалистов, тогда-то и стал чрезвычайно востребованным доктор Богдан Петрович Лозовой, ведь ребенка абы кому мало кто из родителей доверит. Его стали приглашать на дом, присылать машины за ним, разумеется, визиты и лечение оплачивались. Появились деньги, а тратить их некуда, запросы у доктора весьма скромные, семью он не заимел, детей тоже. А у друга Валеры целых три ребенка, один так попросту кинутый – Артемка, этого мальчика и пригрел одинокий Богдан Петрович, хотя был из тех редких людей, которых одиночество не тяготило. К тому же он крестил парня, стало быть, являлся ему отцом по божьим законам, в общем, у них сложились отличные доверительные отношения.