Вэл Макдермид - Анатомия преступления - Что могут рассказать насекомые, отпечатки пальцев и ДНК

Врачи провели новые тесты на желудке Шарля Лафаржа, его рвотной массе и эггноге. На сей раз они вообще ничего не нашли.

Однако обвинитель уже заполучил копию «Трактата о ядах» Орфила и внимательно ее прочел. Теперь он знал, что сильная рвота может удалить следы мышьяка из желудка. Но если яд там был, то кровообращение должно было разнести его по всему организму. Поэтому он заявил о необходимости эксгумировать тело Шарля и проверить остальные органы. Судья согласился, и местные врачи сделали еще один тест Марша (на сей раз в присутствии толпы зрителей, причем некоторые теряли сознание от «зловонных испарений»). И снова мышьяк не был найден! Узнав эту новость в суде, мадам Лафарж расплакалась от радости.

Но прокурор не сдавался: сколько раз в жизни эти врачи делали тест Марша? Ответ: нисколько. Тогда прокурор заявил, что столь важное дело нельзя доверять паре провинциальных лекарей. По его словам, единственным надежным экспертом может быть сам Матьё Орфила, крупнейший токсиколог мира. Добравшись до места скорым поездом, Орфила немедленно взялся за работу. Он исследовал то, что осталось от печени, сердца, кишечника и мозга. И на сей раз тест Марша дал позитивный результат. Более того, Орфила показал, что мышьяк не попал в тело из почвы, в которую был закопан гроб.

Мари Лафарж приговорили к пожизненной каторге. В 1841 году, находясь в тюрьме, она написала мемуары. В них она заявляла о своей невиновности, что и продолжала делать до самой смерти от туберкулеза в возрасте 36 лет.

Теперь тест Марша в исполнении Орфила считается переломным моментом в борьбе с отравителями, ознаменовавшим торжество судебной токсикологии. Но тогда у публики голова шла кругом: что такое судебная токсикология – наука, искусство или шарлатанство? Одна газета подытожила: «Сначала наука оправдывает обвиняемого, а через два дня она же осуждает его». То есть недостаточно запросить экспертизу судебного токсиколога. Нужно еще, чтобы токсиколог был правильный.

А ведь отравителей в XIX веке хватало. Ими двигали корысть и жажда мести, самозащита и садизм. Неслучайно французы прозвали мышьяк «порошком престолонаследия» ( poudre de succession ). По другую сторону Ла-Манша, в Англии и Уэльсе, между 1840 и 1850 годами состоялось 98 судебных процессов по делам об отравлении. Даже странно, что «десятилетие отравителей» последовало за внедрением в практику теста Марша (1836 год). Однако до появления этого теста смерть от мышьяка чаще всего принимали за смерть от «естественных причин».

Выявить действие мышьяка было очень сложно. Ведь он не имеет запаха, а вкус у него приятно-сладковатый. Продавался же на каждом углу. Он плохо выводится из организма, и при регулярных небольших дозах отравление мышьяком напоминает медленное развитие болезни. Клиническая картина может быть разной: среди симптомов – слюнотечение, боли в животе, рвота, понос, обезвоживание, желтуха. Из-за многообразия симптомов убийцы могли наносить удар неоднократно, не вызывая подозрений у местных врачей, которые в качестве диагноза предлагали то холеру, то дизентерию, то лихорадку с расстройством желудка. Наиболее хитроумные из убийц отравляли человека не сразу – чтобы не вызвать подозрения, – а постепенно, давая маленькие дозы в течение долгого времени.

В ответ на все это в 1851 году парламент издал Закон о мышьяке, затрудняющий покупку мышьяка. Продавцы должны были регистрироваться, а покупатели – ставить подпись и обосновывать покупку. Все препараты мышьяка, кроме предназначенных для медицинских и сельскохозяйственных целей, должны были подкрашиваться сажей или индиго, чтобы их нельзя было перепутать с сахаром или мукой.

Однако Закон о мышьяке и тест Марша остановили не всех убийц. Взять хотя бы Мэри Энн Коттон (в девичестве Робинсон), родившуюся в 1832 году под Даремом на северо-востоке Англии. Когда ей было девять лет, у нее погиб отец: сорвался и упал в ствол шахты. Для семьи настали нелегкие времена. Талантливая Мэри Энн еще подростком вела занятия в методистской воскресной школе. В 19 лет она забеременела от шахтера по имени Уильям Моубри, и они вместе ездили по стране в поисках работы. В этот период скитаний Мэри Энн произвела на свет пятерых детей, но четверо из них умерли (возможно, от естественных причин).

В 1856 году супружеская пара перебралась на север, где Мэри Энн родила от Моубри еще троих детей. Но дети скончались от болезни, среди симптомов которой был понос. Горе не помешало Мэри Энн получить за них выплату по страховому полису. Потом Моубри упал, повредил ногу и вынужден был уйти с работы. А вскоре и он заболел – врачи поставили диагноз «желудочная лихорадка» – и умер в январе 1865 года. Мэри Энн пошла в офис страховой компании Prudential и получила около 30 фунтов, на которые чуть раньше уговорила мужа застраховать свою жизнь.