Буало-Нарсежак - Дурной глаз

страниц записной книжки. Его взгляд рассеянно выхвытил несколько слов, и сразу же, без видимой причины, он заинтересовался содержанием всего письма.

Психиатрическая клиника доктора Вернуа

44 бис, авеню Фош

Фонтней-су-Буа (деп. Сены)

10 октября

Мсье,

Ночь прошла неспокойно. Бедняжка была очень возбуждена. Она много говорит, время от времени плачет; несмотря на то, что я к этому привыкла, меня это крайне обеспокоило. Доктор уверяет, что она не испытывает страданий, но кто знает, что может происходить в такие моменты в этом больном мозгу? Приезжайте как можно быстрее. Вы же знаете, как ее успокаивает ваше присутствие. Мы во что бы то ни стало должны избежать нового приступа, который может оказаться фатальным. Если будет что-то новое, я непременно дам вам знать.

Преданная Вам

Берта Вошель

Наспех вырванный из записной книжки листок. Крупный, решительный почерк... Реми тщательно подровнял в папках страницы, опустил их обратно в портфель. Все же забавно! Дядя Робер, который выдавал себя за закоренелого холостяка и говорил о замужестве только в ужасных выражениях, оказывается, интересуется какой-то сумасшедшей! Без сомнения, бывшая любовница. Старая, тщательно от всех скрываемая связь. Ну что ж, дядина лична жизнь не касается его племянника. Реми открыл на полу чемодан, потом залез на стул и достал спрятанную за карнизом шкафа картину. Он снова увидел маму. Ее голубые, неестественно неподвижные глаза, казалось, не отрываясь смотрят на какой-то завораживающий их предмет, находящийся за спиной Реми, который медленно к ним приближается; Реми почувствовал жжение от набегающих на глаза слез. Он встал на колени, уложил картину на дно чемодана, сверху положил портфель. После чего он беспорядочно навалил на них свое белье и пихнул чемодан к ножке кровати. Все шито-крыто!

Он бесшумно открыл дверь и спустился вниз. Будет ли он жалеть о Менлене? Откровенно говоря, нет. Но ему не нравилось, что отец так внезапно, никого не спрашивая, решил пустить с молотка их воспоминания, их прошлое, которое принадлежало прежде всего маме. Тут поселится какой-то чужой человек, который быстро все переделает на свой лад, велит срубить деревья, перестроить парк и

дом, и больше нигде не останется места для маминой тени, такой эфемерной и неуловимой. Изгнанная отовсюду, она будет иметь единственное убежище только в этой таинственной забытой картине. В самом деле, кто этот художник, который... Еще один безответный вопрос. Вся жизнь Реми была полна таких вопросов. В один прекрасный день нужно будет прижать Клементину к стенке и заставить ее говорить...

Кто-то был на кухне; Реми сразу узнал голос старой Франсуазы, которая раньше приходила к ним стирать. Как, разве она еще не умерла? Есть люди, которые живут целую вечность! Сколько ей может быть? Восемдесят? Восемдесят пять? Должно быть, она была туга на ухо и кричала при разговоре.

- О, много воды утекло, - восклицала она. - Подумать только, это случилось двенадцать лет назад... Подождите. Да, я правильно говорю, двенадцать лет. Это было в тот год, когда моя правнучка впервые причастилась.

Клементина вытаскивала из большой корзины овощи, салат, картошку. У Франсуазы действительно был дар оживлять то место, где она находилась.

- Принесите завтра молоко и яйца, - бучала в ответ Клементина.

Две старушки придвинулись друг к другу. Реми за ними наблюдал сквозь приоткрытую дверь. Он видел, как Клементина что-то шепчет на ухо Франсуазе. Еще один маленький секретик. Что-то относительно умершего или его братца. В раздражении он вышел на крыльцо.

- А я вам говорю, - кричала Франсуаза, - что сумасшедствие - это хуже всего. Лучше умереть. Уверяю вас, мне его ужасно жалко, нашего бедного хозяина.

Две сплетницы, вне себя от радости, что им вновь предоставилась возможность посудачить! Реми прогуливался под деревь ми, чувствуя внутреннее недовольство и какое-то странное беспокойство. Франсуаза, конечно, говорила о дяде, она могла говорить только о нем; именно дядя получал письма, в которых ему сообщали новости о... Но в таком случае... Реми уже решил ожидать старушку. Он зажег сигарету и уселся в траву на обочине аллеи. Что он может от нее узнать? Откуда у него внезапно появился этот пыл, с которым он стремился узнать подробности дядиной жизни; откуда это стремление принять его сторону, словно он был обязан его перед кем-то защищать? Рядом с гаражом Адриен поливал из шланга "ситроэн", и по изгибу губ Реми угадывал, что тот при этом что-то насвистывает. Реми позавидовал его беспечности. О, Франсуаза выходит. Наконец!