Вячеслав Белоусов - Прокурор Никола

Оттолкнув Рожина, Хрящ бросился к короне. Он уже готов был вцепиться в решетку ниши, но произошло страшное. Каменный пол разверзся под его ногами, и он, не дотянувшись до прутьев, обрушился вниз, заваливаемый невесть откуда сыпавшимся песком.

Несколько секунд гулял страшный крик по подземелью, пока не затих. В диком ужасе все оцепенели, вжавшись в стены; фонарики валялись на полу, мрак поглотил подземелье. Спустя некоторое время мертвую тишину нарушили шорохи. Это Мунехин ползал по полу. Появился свет. Держа перед собой фонарик, Мисюрь сделал неуверенный шаг к яме, в которой только что сгинул Хрящ. За ним двинулся Рожин, тоже пришедший в себя. Каково же было их удивление и ужас от того, что предстало их глазам! Бездна, проглотившая несчастного, была почти до краев заполнена песком. Рожин отважился ступить одной ногой. Но опасения его оказались напрасными: каблук полуботинка лишь слегка увяз в песке. Земля не дрогнула, не шевельнулась под ним, когда он перенес туда и вторую ногу вместе с тяжестью всего своего тела. О свершившейся на глазах трагедии напоминали лишь кружащиеся в воздухе и оседающие пылинки.

– Вот так случилось и с моей Марией, – Мисюрь толкнул Рожина в плечо, пытаясь сдвинуть того с места. – Но нас трое. Если подналечь, лопаты при нас, успеем спасти.

– Чего? – обернулся Рожин к нему.

– Лопатки саперные я прихватил, правда, две… – Мунехин ткнулся еще раз в плечо Кирьяна, но отлетел, как от каменной стены. – Игнашка руками…

– Я ему не судья, но не жилец он был, – сплюнул Кирьян и взглянул на Ядцу.

Толстяк молчал, облизывая пересохшие губы.

– Задохся весь. Идет за мной, а я чую, дыхалка-то не качает. Вот-вот коньки отбросит, – Кирьян напыжился и сплюнул еще раз под ноги толстяку. – Отсюда Хрящу так и так не выбраться бы.

Ядца напряженно о чем-то размышлял, не понять, сокрушался ли он о приятеле сгинувшем или забыл давно и его одолели иные заботы. От потуг умственных жирный пот крупными каплями стекал со лба и заливал ему глаза, заливал пухлые щеки, скатывался по шее за рубаху. Ядца мучился от пота, смахивал его обеими руками, растирал себя под мышками, лез за воротник, за спину, и казалось, это была его самая главная на свете забота. Он продрал, наконец, глаза от влаги и полез за платком в карманы необъятных брюк.

– Так я говорю, толстяк? – Кирьян для верности или ради куража попрыгал на могилке Хряща. – Хороша землица ему досталась. И нам не копать, не мучиться.

Ядца вытащил большущий платок, тщательно отер физиономию, вернул его назад, задержав руку в кармане.

– Холодна больно, – притопнул каблуком Кирьян и оскалился на все имевшиеся здоровенные зубы. – Но в этом есть свои преимущества. Гнить не будет.

Он не прочь был повеселиться еще, но что-то в маленьких поросячьих глазках Ядцы его забеспокоило.

– Обрадую я тебя, Кирьян, – толстяк не спешил вытаскивать руку из кармана. – Раз земля тебе здесь понравилась…

– А чего ж? Долго сохранится твой дружок, – все-таки заржал Кирьян.

– Померзнешь и ты с ним, – оборвал его смех Ядца и, выхватив из кармана пистолет, упер его в живот Рожину. – Стань к стене!

Кирьян обмяк, опешил и отвалился назад.

– И ты туда же с поганцем! – глухо зарычал Ядца, направив ствол на Мунехина. – Обоих вас, голубчиков, порешу!

Мисюрь, прикрывая собой сына, притиснулся рядом с Рожиным.

– Вот здесь и замрите, – злые глазки толстяка бегали от одного к другому. – Дернешься, Кирьяша, пальну без промедления. Плохо ты с дружком моим поступил. Так нельзя в одной компании.

– Не учи, сука! – оскалился Кирьян. – Стреляй!

– Не торопись, – пожалел его толстяк и ударил вдруг наотмашь в лицо рукояткой пистолета.

Рожин охнул, скрючился, присел, в колени разбитое лицо спрятал.

– Выберемся отсюда, сдам тебя Костылю. Легата сюда вызову. Пусть тебя сам судит, – проговорил почти миролюбиво Ядца, нагнувшись над стонущим Рожиным. – Это если себя вести хорошо будешь. А если нет…

Он размахнулся и, вжикнув, как ямщик на лошадей, ударил Рожина пистолетом по затылку.

Огромное тело Рожина мешком повалилось на бок, распласталось на полу.

– А ты, поводырь, мне еще послужишь, – поднявшись, сунул пистолет под нос Мунехину толстяк и пнул ногой Рожина.

– Попрешь нашего командира наверх. Как, справишься?

Мунехин молчал, опустив голову, гладил рукой плечи трясущегося от страха Игнашки.

– Справишься… Ты мужик двужильный, – усмехнулся Ядца. – Хотя и худой. Гляди-ка, ты и не вспотел.