Буало-Нарсежак - Тайна человека с кинжалом

Однако горы были прекрасны, как и соборы, окруженные трогательными лужайками. Любитель прогулок нашел бы здесь великое множество тайных тропинок. И Без Козыря часто хотелось навести объектив камеры то на ручеек, вьющийся между деревьями, то на живописные развалины в зарослях цветущих кустарников, то на тропинку, убегающую в долину.

Вечерами мадам Робьон спрашивала его:

- Ну как, заснял что-нибудь интересное?

- Нет, тут все так банально. Эти места годятся только для почтовых открыток.

- Но в Бретани было то же самое, Франсуа.

- Ничего подобного! Там был ветер!

- Мне бы не хотелось, чтобы ты скучал.

- Не волнуйся, мама.

Но отец - отец все понимал. Он видел, что Франсуа заранее настроился все критиковать, и с улыбкой смотрел, как его сын спускается по проспекту Барадюк с видом скучающего туриста с камерой через плечо, снисходительно озирающего окружающий пейзаж.

- Знаешь, - говорила мадам Робьон мужу, - кажется, напрасно мы его сюда привезли.

- Ничего, освоится, - отвечал адвокат. - Когда мне было столько же лет, сколько ему, со мной тоже было непросто. В пятнадцать лет самолюбие это своего рода болезнь.

Без Козыря мечтал, забившись в уголок машины. Доктор Доден все болтал и болтал. Коллекция Руайера, коллекция Руайера... Неужели больше не о чем поговорить? Старый зануда!

Они проехали Вольвик. "Знаю, знаю, - усмехнулся про себя Франсуа. Три тысячи триста жителей, пятьсот три метра над уровнем моря, рекомендуется посетить замок Турноэль в ущелье Анваль, достопримечательность - собор Черной Богоматери из Марсата. Отметка в путеводителе - две звездочки. Подумать только, а мой чудесный Кермол они удостоили всего одной!.. Не хочу я никуда ехать. Не хочу, и точка!" Франсуа еще сильней вжался в сиденье, злясь на эту глупую прогулку, на пейзаж, на доктора, отца, а больше всего - на себя самого. "Да что же это со мной? думал он. - Вроде бы мне не на что жаловаться, родители на меня не давят, я хожу куда хочу, у меня есть деньги. Может, я сам становлюсь занудой? Но ведь совсем недавно, в пасхальные каникулы, я был значительной персоной, я раскрыл в Кермоле настоящую тайну... А теперь превратился в отдыхающего. Слово-то какое противное! Удача улыбнулась мне - и ушла, оставив меня безутешным. Мне нужны приключения, и от этого меня никакие воды не излечат!"

- Это вон там, - сказал доктор. - Налево и сразу же направо.

Мэтр Робьон вынужден был сманеврировать: его машина была довольно длинная и немного тяжеловата на поворотах. И вот наконец они увидели Ла Шенэ...

Этот замок представлял собой одно из прекраснейших зданий XVII века, еще сохранившихся в Риоме. Простые строгие линии, полные благородства высокие окна, величественный подъезд... Все вместе было немного мрачновато, но благодаря своему саду, полному роз, гортензий и шалфея, замок казался праздничным.

Доктор Доден снова заговорил:

- Я забыл вас предупредить... Не удивляйтесь, что мсье Руайер всегда в черном. Пять лет назад в автомобильной катастрофе он потерял жену и сына и с тех пор носит траур. На вид ему года шестьдесят четыре или шестьдесят пять, но на самом деле мы с ним почти ровесники: ему пятьдесят, а мне пятьдесят два. Он никогда не отличался душевной стойкостью, и горе совсем его подкосило. Около полугода он лечился в специальном санатории, а потом продал все, чем владел в Париже: машину, особняк, картинную галерею... И очень жаль: ведь он был известным экспертом в области искусства, его знали по всей Европе. Но он принял решение - решительно перечеркнул всю свою прошлую жизнь и заживо похоронил себя здесь.

- Однако его могила просто великолепна, - заметил адвокат, ведя машину по тенистой аллее.

- Да, я бы тоже от такой не отказался, - усмехнулся доктор. - Этот бедняга бережно хранит мебель и картины, которые любила его жена, в частности полотно кисти знаменитого Караваджо. Одна эта картина стоит целого состояния... В общем, за этими стенами хранятся миллионы. А он живет там среди своих воспоминаний и никого не принимает. Для вас Руайер сделал исключение по моей просьбе - мне он ни в чем не отказывает. Представьте только: я езжу сюда ежедневно... Понимаете, - доктор придвинулся поближе к адвокату и продолжал полушепотом: - у него не все в порядке с головой. Сейчас, летом, он частенько гуляет в своей коляске; кстати, он больше не пользуется машиной. Прогулки его немного отвлекают. Но зато зимой... А ведь зима здесь длится восемь месяцев! У него трое преданных слуг, но с ними не поговоришь о том, что ему дорого. И вот поэтому я приезжаю к нему и слушаю, что он рассказывает. Я врач, который лечит, выслушивая пациентов. Нужно признать, что благодаря Руайеру я стал разбираться в живописи лучше, чем некоторые студенты факультета изящных искусств.